Роберт Хайнлайн - Кот, который ходил сквозь стены

На этих восьмистах метрах радиусы 0-60, 120–180 и 240–300 пропускают солнечный свет, а радиусы 60-120, 180–240 и 300-0 заняты сельскохозяйственными угодьями. Между сто восьмидесятым и двести сороковым радиусами, на кольцах 50–70 находится «Ферма старого Макдональда».

Это большая ферма. Здесь легко можно заблудиться, особенно в полях, где кукуруза даже выше, чем в Айове. И доктор Шульц польстил мне, предположив, что я знаю место нашей встречи — популярный открытый ресторан-бар «Сельская кухня», прямо посреди фермы: кольцо 60, радиус 210 и (естественно) полная сила тяжести.

Чтобы попасть в ресторан, нам сначала пришлось спуститься по лестнице вперед на пятидесятое кольцо, затем пройти назад (при полной гравитации, черт бы ее побрал!) четыреста метров до шестидесятого. Расстояние, конечно, небольшое — около четырех городских кварталов, — но попробуйте преодолеть его на искусственной ноге, с культей, натруженной за день ходьбы, и с багажом в руках.

Похоже, Гвен тоже заметила это — по моему голосу, или выражению лица, или походке, или еще чему-нибудь, а может, просто прочитала мои мысли; подозреваю, что она это умеет, — и остановилась.

Я тоже остановился:

— Проблемы, дорогая?

— Да. Сенатор, поставьте узел на землю. Древо-сан я удержу на голове, а узел дайте мне.

— Со мной все в порядке.

— Да, сэр. Конечно в порядке, и я постараюсь, чтобы так оставалось и впредь. Вы имеете право строить из себя мачо, когда вам вздумается… а я имею право строить из себя слабую неразумную женщину. Так что прямо сейчас я собираюсь лишиться чувств. И не приду в себя, пока вы не отдадите мне узел. Поколотить меня вы сможете позже.

— Гм… когда придет моя очередь победить в споре?

— В ваш день рождения, сэр. То есть не сегодня. Так что дайте мне узел. Пожалуйста.

Спор был не из тех, в которых мне хотелось бы победить, и я отдал узел. Билл и Гвен шли впереди, причем Билл возглавлял процессию, прокладывая путь. Гвен ни разу не уронила груз, который несла на голове, хотя мы шагали не по гладкому полу коридора, а по настоящей грунтовой дороге. Ненужное бахвальство, на мой взгляд.

Я ковылял позади, тяжело опираясь на трость и стараясь не нагружать культю. Когда мы добрались до открытого ресторана, я чувствовал себя уже намного лучше.

Доктор Шульц стоял, облокотившись на барную стойку. Он узнал меня, но не показал этого, пока я не подошел к нему вплотную.

— Доктор Шульц?

— Да-да! — Он даже не стал спрашивать, как меня зовут. — Поищем местечко поспокойнее? Мне очень по душе тишина, царящая в яблоневом саду. Попросим нашего гостеприимного хозяина поставить среди деревьев столик и пару стульев?

— Да. Но только три стула, а не два.

К нам присоединилась Гвен.

— А не четыре?

— Нет. Пусть Билл охраняет наши пожитки, как и раньше. Вон там есть пустой столик. Можно положить вещи на него и рядом с ним.

Вскоре мы втроем устроились за столиком, который по нашей просьбе перенесли в сад. Посоветовавшись с остальными, я заказал пиво для преподобного отца и себя, кока-колу для Гвен, а также велел официантке найти молодого человека с сумками и принести ему все, что он пожелает, — пиво, кока-колу, сэндвичи, что угодно. (Я внезапно сообразил, что Билл, наверное, ничего не ел с утра.)

Когда официантка ушла, я достал из кармана ту самую банкноту в тысячу крон и протянул ее доктору Шульцу. Она тут же исчезла у него в руках.

— Желаете расписку, сэр?

— Нет.

— По-джентльменски, да? Итак, чем могу помочь?

Сорок минут спустя доктору Шульцу было известно о наших проблемах почти столько же, сколько и мне: я ничего не утаил. Мне казалось, что он может помочь нам, лишь зная всю подноготную — в той же мере, что и я.

— Говорите, в Рона Толливера стреляли? — наконец сказал он.

— Я не видел, только слышал, как об этом говорил главный проктор. Вернее, слышал человека с голосом, похожим на голос Франко, и Управляющий обращался с ним так же, как с Франко.

— Хорошо. Если раздается стук копыт, стоит ждать лошадей, а не зебр. Но пока я добирался сюда, об этом ничего не говорили, и я не заметил никаких признаков волнения среди публики в этом ресторане — а убийство или попытка убийства второго по значимости акционера этой суверенной территории обязательно вызвали бы волнение. Когда вы пришли, я уже несколько минут стоял возле бара, но не слышал ни слова на эту тему, хотя именно в барах первыми узнают новости: там всегда висит экран, настроенный на новостной канал. Гм… А Управляющий не мог скрыть это происшествие?

— Этот лживый змей способен на что угодно.

— Я не имею в виду его моральный облик, хотя и согласен с вами, но лишь физическую возможность такого поступка. Попытку убийства скрыть непросто — кровь, шум, мертвая или раненая жертва. К тому же вы упомянули о свидетелях — вернее, о них упомянул Франко. Тем не менее судья Сетос полностью контролирует единственную газету, терминалы и прокторов. При желании он мог бы долго держать все в тайне. Посмотрим, что и как. Я сообщу обо всем, когда вы доберетесь до Луна-Сити.

— Возможно, нас там не будет. Мне придется вам позвонить.

— Разумно ли это, полковник? Возможно, нам удалось сохранить наш секрет… если только некое заинтересованное лицо, знающее и вас, и меня, не заметило, как мы вдвоем стояли возле бара. Нам действительно повезло, что в прошлом нас ничто не связывало, и ни одного из нас не обнаружат, если пойдут по следу другого. Конечно, вы можете мне позвонить… но нужно исходить из предположения, что мой терминал взломан, или в мою студию подсадили «жучка», или случилось и то и другое — такое уже бывало. Лучше воспользоваться почтой, если нет ничего крайне срочного.

— Но почту можно вскрыть. Кстати, прошу учесть, что я доктор Эймс, а не полковник Кэмпбелл. И еще: юноша, который пришел с нами, знает меня как «сенатора», а миссис Эймс — как «госпожу Хардести». Это последствия той кутерьмы, о которой я рассказал.

— Я запомню. За свою жизнь нам приходится играть множество ролей. Хотите верьте, хотите нет, но некогда я был известен как «младший капрал Финнеган из Имперской морской пехоты».

— Верю.

— Ну вот, сами видите. А я никогда им не был. Но мне приходилось заниматься куда более странными делами. Да, почту можно вскрыть. Но если я доставлю письмо к челноку прямо перед его отлетом из нашего космопорта к Луна-Сити, маловероятно, что оно попадет к тому, кто захотел бы его вскрыть. Ну а обратное письмо, адресованное Генриетте ван Лоон, «Мадам Помпадур», Петтикоут-лейн, двадцать тысяч двенадцать, доберется до меня почти без задержек. Старая опытная мадам имеет многолетний опыт аккуратного обращения с чужими секретами. Полагаю, человек должен кому-нибудь доверять. Искусство заключается в том, чтобы знать, кому именно.