Роберт Хайнлайн - Кот, который ходил сквозь стены

— Конечно, дружище! — искренне ответил я. — Тоже там были?

— Имел честь, — поклонился он.

— Какое подразделение?

— «Неудержимые», Оаху.

— Старики «Неудержимые»… — уважительно проговорил я. — Больше всего наград в истории. Гордитесь!

— Благодарю от имени моих товарищей. А вы, сэр?

— Я высаживался с… «Убийцами Кэмпбелла».

Мистер Кондо втянул воздух сквозь зубы.

— Ах вот как! И впрямь можно гордиться.

Снова поклонившись, он быстро скрылся в кухне.

Я мрачно уставился в тарелку. Это был провал. Кондо узнал меня. Но если наступит день, когда в ответ на прямой вопрос я отрекусь от своих товарищей, можете не проверять мой пульс, можете даже не кремировать: просто выплесните вместе с помоями.

— Ричард?

— Гм? Да, дорогая?

— Ты не против, если я отойду?

— Конечно. У тебя все в порядке?

— Да, спасибо, но нужно кое-что сделать.

Гвен легкой походкой направилась в сторону коридора, который вел к туалетам и выходу. Это было похоже не столько на движение вперед, сколько на танец: при одной десятой g ходить по-настоящему можно либо в туфлях с магнитными подошвами, либо после очень долгой практики. Кондо обходился без магнитных туфель, скользя по-кошачьи.

— Сенатор?

— Да, Билл?

— Она злится на меня?

— Вряд ли. — Я собирался добавить, что буду очень недоволен, если он станет продолжать в том же духе, но промолчал. Угрожать Биллу, что его оставят здесь, — примерно то же самое, что бить младенца, не способного защититься. — Просто она хочет, чтобы ты вел себя достойно и не сваливал на других вину за свои поступки. И не искал оправданий.

Высказав свою любимую банальность, я вновь предался мрачному самоанализу. Я искал для себя оправданий, пусть и не вслух. Но все равно это поиск оправданий. Что бы ты ни делал, где бы ты ни был — вина, приятель, твоя и только твоя, на сто процентов.

Или заслуга. Вот только заслуг было чертовски мало. Давай признаемся честно.

Но стоит лишь посмотреть, с чего я начинал… и тем не менее пробился наверх, дослужившись до полковника.

В самой распутной и грязной банде воров и разбойников со времен крестовых походов.

Не смей говорить так про свой полк!

Ладно. Но это ведь и не Колдстримская гвардия [24] Колдстримская гвардия — старейшее подразделение британской армии, основано в 1650 году по приказу О. Кромвеля. .

Эх, парни! Да всего лишь один взвод «Убийц Кэмпбелла»…

Дерьмо.

Гвен отсутствовала довольно долго. Я не посмотрел на часы, когда она уходила, но сейчас было почти восемнадцать. Я попытался встать, что не так-то просто, когда стол и стул привинчены к полу.

— Вы не стали обедать без меня? — спросила она.

— Нисколько. Мы поели и выбросили остатки на корм свиньям.

— Ладно, мама-сан не даст мне остаться голодной.

— А папа-сан не станет нас обслуживать без тебя.

— Ричард, я сделала кое-что, не посоветовавшись с тобой.

— Нигде не написано, что ты обязана со мной советоваться. Ну как, мы договоримся с копами?

— Речь вовсе не об этом. Ты видел, что сегодня в городе полно людей в фесках? Это экскурсанты с конвента храмовников [25] Храмовники — члены «Древнего арабского ордена благородных адептов Таинственного храма», американского общества, известного своей благотворительной деятельностью. в Луна-Сити.

— Так вот кто они такие! А я-то думал, к нам вторглись турки.

— Думай что хочешь. Но ты сам видел, как они шляются по Петтикоут-лейн и Эль-Камино, покупая все, что не кусается. Мне кажется, большинство не останутся на ночь — у них плотная программа в Луна-Сити, номера в отелях уже оплачены. Вечерние челноки наверняка будут забиты до отказа…

— Пьяными турками, блюющими в собственные фески. И на сиденья.

— Можно не сомневаться. Мне пришло в голову, что даже на двадцатичасовом челноке вскоре может не оказаться мест, так что я купила для нас билеты и забронировала места.

— А теперь рассчитываешь, что я верну тебе деньги? Подай заявку, и я передам ее в свой юридический отдел.

— Ричард, я боялась, что сегодня мы вообще отсюда не выберемся.

— Госпожа Хардести, вы не перестаете меня удивлять. Какова сумма?

— О финансах поговорим потом. Мне просто показалось, что обед пройдет в более приятной обстановке, если я буду точно знать, что мы улетим сразу же после него. И… гм… — Она замолчала и посмотрела на Билла. — Билл?

— Да, мэм?

— Мы собираемся обедать. Вымой руки.

— Чего?

— Не ворчи. Делай что сказано.

— Да, мэм. — Билл послушно встал и вышел.

Гвен снова повернулась ко мне:

— Я немного нервничала… из-за лимбургского сыра.

— Какого еще сыра?

— Твоего, дорогой. Я взяла сыр у тебя в кладовке, а перед обедом положила на поднос с сыром и фруктами. Когда мы поели, остался стограммовый клинышек в обертке. Я не стала его выбрасывать, а вместо этого положила в сумочку. Вдруг мы захотим перекусить, подумала я…

— Гвен…

— Ладно, ладно! Я оставила сыр специально: мне уже доводилось применять его в войне разведок. Куда приятнее некоторых других вещей из списка. Ты не поверишь, насколько отвратительным бывает…

— Гвен, список составил я. Вернемся к нашим баранам.

— Как ты помнишь, в кабинете Сетоса я сидела почти у стены, прямо под выходным отверстием главного вентилятора. Теплый воздух неприятно дул мне в ноги, и я подумала…

— Гвен…

— Везде на станции одинаковые вентиляторы: и тепло, и поток воздуха регулируются на месте, а решетка держится на одних защелках. Пока бухгалтерия готовила окончательную выписку с наших счетов, Управляющий старательно не обращал на нас внимания. Я уменьшила поток воздуха, поставила регулятор тепла в нейтральное положение, сняла решетку, намазала лимбургским сыром лопатки теплообменника, зашвырнула остатки как можно дальше в воздуховод и поставила решетку на место. А потом, перед самым уходом, перевела регулятор в положение «холод» и увеличила воздушный поток. — Она с тревогой посмотрела на меня. — Тебе за меня стыдно?

— Нет. Но я рад, что ты на моей стороне. Гм… а ты в самом деле на моей?

— Ричард!

— Но еще больше я рад тому, что у нас забронированы места на следующем челноке. Интересно, как скоро Сетосу станет прохладно и он включит подачу тепла?

Обед был восхитительным, но я не знал названий блюд, так что ограничусь общим замечанием. Мы уже достигли стадии сытой отрыжки, когда из кухни вышел Кондо и, наклонившись к моему уху, проговорил:

— Прошу пройти со мной, сэр.

Я последовал за ним в кухню. Мама-сан лишь на мгновение оторвалась от своих дел и больше не обращала на нас внимания. Меня ждал преподобный доктор Шульц, взгляд которого был полон тревоги.

— Что, есть проблемы? — спросил я.