Вадим Волобуев - Боги грядущего

Ни нарт, ни одежи.

Что мое — то мое.

Что твое — то твое.

Ты — от Льда, я — от Огня.

Да будет так!

Теперь и навсегда!

Вот и все. Теперь находка была очищена от скверны.

Загонщик снял рукавицу, плюнул на пальцы и потер вещицу, соскребая с нее грязь. Соблазн, великий соблазн! Но как чудесно было прикоснуться к нему! Будто не зеленая льдинка, а сам Огонь запрыгнул к нему на ладонь.

— Дошли наши, — услышал он голос Сполоха. — Разглядывают что-то.

Сыну вождя было скучно. Он стоял, притоптывая, на одном месте и неотрывно следил за вождем и стариком. Тонкое продолговатое лицо его будто одеревенело, превратилось в маску, в прорезях которой двигались маленькие, глубоко посаженные глаза. Короткая русая бороденка подрагивала от легкого ветра. И весь он — приземистый, щуплый — скукожился от мороза и ветра, весь утонул в меховике.

Головня поднял на него глаза, сказал:

— Глянь-ка, что нашел.

Сполох рассеянно опустил взор, потом раскрыл рот и торопко сбежал вниз по склону.

— Чтоб мне провалиться… Дай-ка посмотреть. — Потянул к находке руки, но тут же одернул ладонь. — Заклинание творил уже?

— Первым делом.

— Надо ж, зеленая, как изумруд… Я таких не видал никогда. — Сполох благоговейно принял вещицу и затаил дыхание, словно боялся сдуть «льдинку» с ладони. Прохрипел, подняв глаза на Головню: — Хорошо, Светозара нет, земля мне в глотку. Он бы тут хай поднял…

— Ну ладно, — сказал Головня, отбирая находку. — Хорош пялиться.

— Чего задристал-то? — усмехнулся Сполох. — Все равно же узнают. Такую вещь в тайне не сохранишь.

— Ну да, если ты много болтать станешь…

Сполох прищурился, хмыкнул.

— Я-то смолчу. Сам не сболтни, земля мне в уши.

И отошел к почти потухшему костру, подбросил в огонь мха. А Головня вернулся к работе. Но дело не спорилось. Из головы не выходили мысли о находке. Если и впрямь узнают, что тогда? Отец Огневик со свету сживет.

Так он и пыхтел, огрызаясь на лукавые остроты товарища, пока не вернулись вождь со стариком. Оба имели весьма озадаченный вид. Издали было слышно, как спорят.

— Сам говоришь, что подслеповат, — напирал вождь. — Может, обмишулился?

— Как же, обмишулился! — язвительно отвечал Пламяслав. — Ты из меня дурака-то не делай. Я в Небесные горы ходил и большую воду видел. Я сказы древние помню и с прошлым Отцом как с тобой толковал. Огневик тогда мальчишкой был, пацаном несмышленым! А я уже за Большим-И-Старым ходил. Думаешь, из ума выжил?

Они спешились, вождь крикнул сыну, чтобы расседлал лошадей. Затем бросил взгляд на Головню.

— Не торопишься, я вижу. Сполох, подмогни ему. — От гулкого голоса вождя прокатывалась трясучка по всему телу. Не голос — гром. Да и лицо было ему под стать: скуластое, с широкой бородой, а глаза выпуклые — не глаза, а блестящие камушки.

Старик снял со своей лошади тюки, развязал один из них, потащил наружу кусок кровавой мерзлой требухи. Вождь повернулся к нему. — Так значит, не видел таких ран, говоришь?

— Что ж я, совсем без памяти? — Пламяслав бросил требуху, выпрямился, глянул гневно на вождя: угольки черных глаз так и сверкнули. Нижняя губа задрожала от обиды. — Я расскажу тебе, как встретил черных пришельцев, вождь. В тот день я держал путь к большой воде — там были места, богатые тюленями. Мы жили тогда близ Великой реки, кормились птицей и рыбой, а Большим-И-Старым мы звали не рогатого и копытного, а усатого и плосконогого. Я искал новые лежбища тюленей для общины, потому что старые оскудели: зловредный Лед уводил от нас добычу, ослаблял наши тела. Я ехал на собаках. Лед загромоздил крыльями небо, напрочь стер окоем, так что тундра слилась с пеленой облаков, петлей выгнулась назад, как кусок размягченной кожи. В какой-то миг я заметил, что псы забирают вправо. Я обернулся, посмотрел на свой след: так и было, полоса искривлялась, я больше не ехал к большой воде. Неведомая сила тянула собак в сторону, словно их манили кормежка и сон. Я подумал: «Лед ворожит. Хочет погубить меня и собак». Я прощупал глазами округу, высмотрел впереди едва заметные облачка сизого дыма — будто подпалины на боках оленя. Я не знал, что это было: призраки, скользящие в слюдяной дымке неба, или угольная сажа. А псы вдруг ухнули в разверзшуюся пропасть, и я ухнул вслед за ними, полетел вниз по косогору. Я попал в балку, в широкий овраг — края его тонули в бледном мареве. На дне оврага я заметил две собачьи упряжки: горбы из шкур топорщились на коротких и широких санях. Из горбов торчало по скошенной трубе, испускавшей слабый черный дымок, а рядом, почти слившись с серыми буграми, отдыхали собаки, полузасыпанные порошей. Едва я появился на склоне, псы вскочили и залаяли, точно свора крикливых бесенят. Я ухватился за вожжи, потянул их, боясь приблизиться к странным нартам. Шерстяные бугры затрепетали, пошли волнами, и наружу выскочили существа, от вида которых меня чуть не стошнило. Их лица были черны как зола и уродливо безбороды, а одежда желтела выскобленной кожей, будто из нее вырвали все до единого волоски, зато на ногах она трепетала густыми лохмами. Головы демонов, увитые песцовым и лисьим мехом, походили на угольные шары, а зубы, блеснувшие в прорези вывернутых губ, сверкали как лед. Я не сомневался — то были духи земли, темные демоны, забирающие души. Я смотрел в их разъятые очи и шептал молитву Огню. Бог тепла помог мне. В последний миг я сумел укротить ошалевших псов и крикнул им: «Хей, хей! Уходим отсюда». Собаки взяли влево и помчались прочь, а демоны защелкали языками, досадуя, что я ушел от них. Вот как было дело!

В удивлении и трепете выслушали загонщики этот рассказ. В удивлении, ибо не раз уже слышали его и знали наизусть. В трепете, потому что всякий раз он вызывал у них волнение. Шутка ли — встретить черных пришельцев! Никто в общине не видел их, кроме Пламяслава. А слухи ходили разные. Говорили, будто пришельцы умеют летать по воздуху и лишать жизни на расстоянии. Утверждали, будто они питаются темной водой из глубин земли, а обычная пища для них — мерзость. Один гость из закаменного края, пришедший менять бронзовые блюда на пушнину и рыбий зуб, толковал, будто пришельцев создал Огонь, чтоб защитить людей от духов Льда, потому-то, дескать, они черны как зола.

Пламяслав же, закончив рассказ, вернулся к спору с вождем:

— Ежели пришельцы, то где жилище на нартах? Где труба? Не было там ни того, ни другого, сам видел. А стало быть — колдун.

Вождь пожимал плечами — мало ли какие пришельцы бывают?

— Ты видел раны у волков, — говорил он. — Будь это колдун, он бы наложил заклятье. А тут — словно зверь рогом пронзил. Пришельцы и есть.

Головня и Сполох, прислушиваясь к спору, выкладывали по кругу снежные брикеты — один на другой. Сполох толкнул товарища в бок, прошептал: