Вадим Волобуев - Боги грядущего

Он умолк, сложил узловатые ладони на животе и, выпятив челюсть, важно обозрел сидящих. А потом вдруг брякнул ни с того, ни с сего:

— Вас, сопляков, учить и учить. Чтоб роздыху не знали. Возить мордами по дерьму. Намаетесь — будете впредь умнее. Меня-то, думаете, меньше гоняли? Суровый Тепляк спуску не давал…

Все молчали, озадаченные его словами, а вождь подытожил:

— Община ждет, что мы вернемся с добычей. Придем без добычи — проклянут. И уж коли Огонь послал нам Большого-И-Старого, мы должны принять Его дар, хотя бы даже и в мертвом месте. Я сказал.

Огонь белесыми нитями просочился сквозь пелену дымных демонов, молочно растекся над тундрой. Серое покрывало снега пучилось холмами, морщилось, шло комками. Казалось, будто огромная рука плеснула масла на горячий металл: вместо ровного пространства — сплошные складки и бугры. Таково оно было, мертвое место.

Головня вспомнил слова Отца Огневика: «Безмерный в гордыне и зависти, Лед восстал на всеблагого Брата, и вот, место жизни стало мертвым местом. Там, где слышался смех, ныне тишина. Там, где сиял Огонь, ныне властвует тьма. Там, где ключом била жизнь, ныне торжествует смерть. Лед показал свой лик! По нескончаемой злобе своей он — враг всех творений Огненных. Там, где есть он, не может быть нас. Там, где есть мы, не может быть его».

Пламяслав говорил о том же проще и внятней: «Дайте волкам растерзать вас, дайте холоду сковать ваше тело, дайте демонам отравить вас, но никогда не подходите к мертвому месту. Тот, кто попадет туда не выйдет обратно. А если выйдет — недолго протянет».

Вот оно, мертвое место. Средоточие Ледовой скверны. Одно из многих. А сколько их разбросано по тундре? Бог весть…

Отчего же старик так безмятежен? Он, который пугал всех необоримой скверной, теперь оставался благодушен как сытый медведь. Будто не в мертвое место они попали, а к соседям в гости. Головня спросил об этом.

— Видение было мне во сне, — объяснил дед. — Явился отец мой и сказал слово заветное. Так что нам это место ныне не страшно.

— Что ж за слово-то?

— А этого тебе знать не положено.

И сразу от сердца отлегло. Уж если Пламяслав говорит — значит, так и есть. Ему-то мудрости не занимать. Самый старший в общине. Даже Отец Огневик — и тот младше.

С утра помолились за удачу дела и за оборону от злых сил. Головня тайком извлек шейный оберег, дотронулся до него губами, сжал крепко в ладони, проговорил заклятье от духов тьмы.

Светозар повел родичей по вчерашнему следу. Ехал чуть поодаль, словно нарочно сторонился родичей. За ним, поотстав, двигался вождь, потом — Головня и Сполох, затем — Пламяслав, ну а последним — Огонек на собачьей упряжке.

Они держали путь к холмам. Казалось бы, холмы и холмы — эка невидаль! Но под ними, скрытые землей и снегом, прятались разрушенные жилища древних. В этих жилищах обитали предки перед тем, как Лед, поссорившись с Огнем, обрушил на людей всю силу своего гнева. Где-то там, в недрах, лежали неописуемые сокровища, каких не видел свет. Великий Ледовый соблазн, которым господин холода искушал нестойких.

Вчера вечером Сполох, дрожа от предвкушения, спросил Пламяслава:

— Скажи, старик, ты встречал кого-нибудь, бывавшего в мертвом месте?

И старик ответил, нахохлившись:

— Я был за Великой рекой, где земля превратилась в лед, а люди пребывают в спячке подобно гнусу в лютый холод. Я доходил до Небесных гор, на вершине которых, вечно затянутых черными тучами, обитал злобный бог, прежде чем сойти на землю. Я своими глазами видел мертвое место — столь огромное, что собачья упряжка не могла обогнуть его за целый день. А еще я встречал черных пришельцев, странствующих по большой воде в громадных лодках, и ужасных чудовищ величиной с холм, от которых тряслась земля. Я исходил эту землю вдоль и поперек: от Медвежьих полей до Ветвистых урочищ. Но лишь единожды, в детстве, когда чрева породивших вас еще не познали Подателя жизни, я встречал человека, бывавшего в мертвом месте. Это был белогривый чужак с глазами широкими и круглыми как галька. Он принес нам цветную «льдинку», искрившуюся на огне словно прозрачные камни из пещер. Он просил за нее половину табуна. Прежний вождь, который был дедом Жара, — он был согласен на обмен, но Отец, старый Отец, не нынешний, запретил ему делать это. Вождь уступил, хотя и ворчал, а потом у него почернели ноги, и он ушел к Огню…

— Божье возмездие! — выпалил Огонек.

Старик сурово глянул на него. Тот покраснел до ушей и понурился.

— Я был тогда младше всех вас, — промолвил Пламяслав. — Но уже умел вязать петли и ездить в седле. Люди в то время быстро взрослели, не то, что сейчас. А теперь никого не осталось из сверстников, все ушли по морошковому следу. Я — последний! — Он задрал бороду и оглядел каждого. — Последний! Уйду, и никто уж не поведает вам, каков был Отец Сиян. Так-то!

И все замолчали, озадаченные его словами.

А теперь вот они ехали в мертвое место за Большим-И-Старым. Ехали в пасть ко Льду, чтобы обрести дар Огня. Ну не насмешка ли?

Пламяслав наставлял ребятню в общине:

— Помните, сорванцы — Большой-И-Старый послан нам в пропитание. Дряхлый зверь — от Огня, молодой — ото Льда. У дряхлого душа рвется наружу, у мелкого держится за плоть — злая, упрямая. Мы берем старых зверей, ибо они пожили свое и готовы сами поделиться своей плотью. Но если демоны по грехам уведут от нас старого зверя, придется брать молодого. Слаб человек, жрать хочет! Да и то, если подумать: помрем все — кто за Огонь вступится? Вот и знай: ежели ловишь юного да прыткого, твори заклинание — авось Огонь-то не прогневается.

И еще говорил Пламяслав:

— Старики помнят, что когда-то было много оленей. Так много, что за ними не приходилось ходить в тундру. Они бродили повсюду: в лесах, в полях и в горах, бегали огромными стадами, а перестук их рогов неумолчно звучал от Великой реки до большой воды. Люди ловили их на переправах, когда олени переходили реки. За ними не нужно было гоняться: достаточно было выбрать самого дряхлого. А теперь в лесу не увидишь оленя, все ушли в тундру, да и там их убавилось. Лед пожирает землю. А все потому, что грешим, обманываем Огонь, вот Он и слабнет, отступает перед братом. Так-то.

И странно, и жутко было вспоминать все это. Будто услышал сказ о древних загонщиках, а эти загонщики раз — и явились во плоти, живехонькие. Вчера еще и представить было страшно, что они, чада Огня, потащутся в мертвое место. А ныне — шли! Боялись, но шли. Надеялись на старика. Раз старик сказал, что спасет, значит, спасет.

— Оно, может, в мертвое место и ходить не придется, — утешал Огонек. — Может, олени-то от него повернули куда.

И непонятно было, кого он ободрял: себя или товарищей.