Владимир Корчагин - Узники Страха

— Но это же бумага. Бумага! На ней даже что-то написано. Это обрывок книги или газеты.

— Какая книга? Какая газета? Ничего такого у нас нет. И отродясь не бывало. Да что тебе дался этот мусор? Мало ли что попадется под руку прядильщице. И когда это было! Шерсть-то давнишняя. Давай, я выброшу.

— Ну, нет, тетушка О-Горди, этому мусору цены нет. И засиделся я у тебя. Пора на занятие к О-Стелли.

— Ну, ступай, ступай. Да не забудь, что я сказала. О празднике-то.

Но Артему было уже не до праздника. Он сразу прошел к себе в шатер и, едва дождавшись своей наставницы, положил перед ней найденное сокровище:

— О-Стелли, что это? Как могло попасть сюда, к вам и котловину?

Она заметно нахмурилась:

— Где ты взял это?

— В старом клубке пряжи, который мы распутывали О-Горди.

— Нашел, чем заниматься! Но что тебя так удивило?

— Так это же обрывок книги!

— Возможно. Почему не допустить, что у наших предков были книги.

— Значит, у вас есть письменность? Значит, вы можете писать и читать? Почему же все ваши люди неграмотны?

О-Стелли усмехнулась:

— Не слишком ли много вопросов сразу? Задавать вопросы всегда легче, чем отвечать. Но я попробую удовлетворить твое любопытство. Да, у наших предков была письменность. Наши предки могли писать и читать. Но это было слишком давно. Нынешние эрхорниоты действительно не тают грамоты. Просто потому, что у них нет в этом необходимости. Им нечего читать: у нас нет теперь ни одной книги. Им незачем писать: при нынешнем образе жизни они вполне обходятся разговорным языком, в крайнем случае используют рисунки на олотоо. Жизнь предков была по-видимому, иной.

— Но кто они, все-таки, ваши предки?

— Я уже говорила, что не смогу ответить на этот вопрос.

— Хорошо. Тогда еще один, может быть, не совсем скромный: ты сама знаешь эрхорниотскую грамоту?

— Да, — коротко ответила О-Стелли.

— А если я попрошу тебя научить ей и меня?

— Что же, это совсем не сложно. Если хочешь, сегодня и начнем. Только что это тебе даст?

— Мне лично — ничего. Но, если уж мне суждено остаться здесь, я научил бы грамоте ваших детей…

— Зачем? — приподняла брови О-Стелли.

— Затем, чтобы если не они, то хотя бы их дети снова написали книги, стали поэтами, художниками, научились делать станки, машины…

— Здесь, в этой отгороженной от всего мира дыре? Какой ты мечтатель, Артем! Здесь приходится думать об одном: как бы выжить. Только выжить!

— Выжить — ради чего?

— Не знаю… Я как-то не думала об этом. — О-Стелли пожала плечами. — Может быть, ради детей…

— Ради детей? Детей, которые лишены у вас всяк медицинской помощи, которые с ранних лет ковыряют палками землю в огородах, которые не знают никаких радостей, кроме еды и сна, которым не о чем даже мечтать. Эх, О-Стелли, уж если жить ради детей…

— То что же?

— То хоть научить их грамоте, раскрыть глаза на окружающий мир, заронить им в душу искру дерзания. Дать им будущее! Неужели ты не видишь, не чувствуешь, что ваша община умирает?

— Наша община умирает?! Ты слишком сгущаешь краски, Артем. Хотя… В чем-то ты, может, и прав… вспомнила сейчас дочку О-Регги, своего мальчика-посыльного и вообще… Обо всем этом надо, конечно, подумать. Что же касается твоего предложения, учить детей грамоте. Я поговорю об этом с дедом. Только не сегодня и завтра. Завтра у нас большой праздник…

— Я знаю, мне сказала О-Горди.

— И посвятила тебя в то, что там будет?

— В общих чертах.

— А ты не собираешься принять участие в состязании мужчин?

— Нет, конечно.

Глаза О-Стелли брызнули насмешливым огоньком:

— Ты считаешь себя стариком? Или там, в твоем большом мире, ты никогда не бегал и не плавал?

— Почему же, там я бегал и плавал, но… Завтра это будет, как я понял, не просто состязание. Кое для кого в них будет решаться сама судьба. В такой деликатной ситуации мне будет просто неудобно вступать в противоборство с вашими мужчинами.

— А если я попрошу тебя?.. — неожиданно заявил О-Стелли с какой-то загадочной улыбкой.

— Ты попросишь меня?! — не смог скрыть удивления Артем.

— А почему бы нет. Мне было бы очень интерес и увидеть, как ведут себя в подобных случаях мужчины вашего мира. Но ты волен, конечно, поступить как хочешь.

— Не знаю, право… — вконец смутился Артем.

— Хорошо, не будем терять время на такие пустяки… И уж коль ты, в самом деле, загорелся желанием научиться грамоте эрхорниотов, займемся нашей немудрящей азбукой. — О-Стелли мгновенно стерла с лица последние следы улыбки и решительно потянулась к олотоо, словно стараясь подтвердить, насколько пустячным и не стоящим внимания был их разговор о празднике. Однако именно эта нарочитая поспешность невольно наводила на мысль, что разговор о предстоящем состязании был затеян не случайно. О-Стелли почему-то действительно хотелось, чтобы он принял в нем участие. Но зачем ей это нужно?

Эта мысль не оставляла Артема и на следующий день, когда он, с трудом укротив буйно разросшуюся шевелюру и приведя по возможности в божеский вид успевший пообтрепаться костюм, направился на южный берег озера, откуда неслись нестройные звуки праздничной суеты.

Утро было великолепным. Солнце, поднявшееся из-за гор, быстро рассеяло повисший над озером туман, и теперь оно блестело, как громадная капля ртути. Трава на островах и по берегам еще отсвечивала жемчужной белизной, но здесь, на небольшом пригорке, где под высоким, пестро раскрашенным тентом собралась уже изрядная толпа участников праздника, от росы не осталось и следа.

Это было впервые, если не считать «субботника», когда перед глазами Артема предстала почти вся община эрхорниотов, и он с особым интересом присматривался к каждой группе мужчин и женщин.

Самой многочисленной была группа пожилых эрхорниоток. Они сидели, сбившись плотной массой, с торжественно отрешенными лицами, изредка перебрасываясь короткими фразами и с кажущимся любопытством оглядывали каждого вновь прибывшего на праздник. Однако и это делалось скорее по привычке. Ни одной светлой искорки не вспыхивало в потухших глазах. Чувствовалось, что все здесь давно в прошлом. И сам этот день будил в памяти старушек лишь горькое сожаление о несбывшихся надеждах.

Неподалеку от них расположился кружок пожилых мужчин. Тут, напротив, шел оживленный разговор, но, судя по выражению лиц, отнюдь не на веселую тему. Будто пришли старики не на праздник, а на деловой сход. Видно, жизнь под землей и однообразный изнурительный труд в мастерских и на пастушеских кордонах не очень располагали к веселью.

Девушки и молодые женщины сгрудились вокруг небольшого стола со сладостями. Здесь обстановка была более непринужденной. Изредка слышался даже негромкий смех. Но и тут не чувствовалось настоящего праздничного настроения. Девушки будто стыдились показаться веселыми или боялись, что их осудят за это. Во всяком случае, было в их словах, жестах что-то неживое, неискреннее, как в плохом любительском спектакле. Даже дети, мелькавшие в толпе женщин, выглядели уставшими от жизни старичками.