Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

Я чуть-чуть качнул головой, и только теперь приметил, как шевельнулись полные губы Ближика, а после однократно дернулся вверх заостренный кончик его узкого носа, будто принюхиваясь ко мне или все-таки к Виклине.

— Вам дурно, Лина? — снова зазвучала его речь, и я догадался, он этот срок молчал, а пояснения о религии, видимо, информационно дошли до моего мозга несколько позднее, чем были озвучены им.

— Все пучком, — отозвался я, и мне показалось громкость только, что мною изданного оказалась схожа с шорохом. Поэтому я вздохнул глубже, и полностью подчиняя себе тело Лины, сказал много громче, — все в порядке, Ближик.

Он, тотчас ступил в сторону, и выпустил мой локоть из хватки. А я к собственному удивлению заметил, что мы с ним, оказывается, остановились перед широким перекрестком, который по правую сторону, расширяясь, переходил в прямоугольную площадь. Ограниченная с трех сторон двухэтажными зданиями (чьи стены облицовывали панели с зеркальным отражением), сама поверхность площади была покрыта темно-серыми, каменными плитами со стеклянным отливом и зеленовато-желтыми, мелкими вкраплениями (в лучах Усил поблескивающих отдельными каплями). Перед боковыми двумя зданиями располагались широкие цветники, обращающие на себя внимание растущими на переднем плане низкорослыми растениями голубых, лиловых, розовых колокольчиков и очитка, да словно обрамленных рослыми цветами белой, розовой, желтой и даже красной махровой мальвы. К моему удивлению и колокольчики, и мальва здесь не были рослыми растениями, а смотрелись только втрое уменьшенными клонами своих земных собратьев. Яркость цветов была так насыщенна, что слепила глаза, а окантовка из зелени листа и стеблей и вовсе казалась сочной, будто вчера распустившейся или хорошенько помытой водой.

Такими же эффектно красочными смотрелись расположившиеся вдоль клумб со стороны зданий вставленные в высокие золотистые флагштоки красные флаги. Хотя к этим знаменам правильнее было бы применить слово стяги. И это не только из-за их клиновидной формы, но и по причине имеющихся на концах двух, а то и трех косиц, довольно длинных. На самой ткани тех стягов, почти в центре, изображенные перехлестнутыми золотые серп и молот собственными ручками подпирали золотую восьмиконечную звезду.

Несмотря на как таковое отсутствие ветра флаги развивались, точно их движение, появление на поверхности ткани волн и складок, было вызвано искусственным путем. Ну, там нагнетанием воздуха.

Впрочем, сама площадь на первый план выводила скульптуру, повторяющую наш знаменитый памятник «рабочего и колхозницы», расположенную перед центральным зданием. Только в этом случае монумент был зрительно ниже земного, стоял не на постаменте, да и в руках «рабочий и колхозница» держали не серп и молот, а все тот же клиновидный, красный стяг. И хотя сам флаг развивался, от него во все стороны расходились, устремляясь вверх, касаясь боковых зданий, темно-серой со стеклянными отливом плитки покрывающей поверхность площади, широкие лучи, общим своим расположением создающие голографическое изображением восьмиконечной, выпуклой красной звезды.

Вся площадь, голографическая звезда, флаги, клумбы с цветами и, похоже, отдельные капли зеленовато-желтых вкраплений на плитке отражались в зеркальных панелях зданий, создавая эффект движения цвета, колыхания ткани стягов, отдельных вспышек красок и вибрации. От мерцания всего этого пространства у меня вновь закружилась голова, и вероятно, тело Лины опять качнулось.

И тотчас на место безмолвию, словно связанному с постоянным напряжением слуха и обобщенно мобилизацией всего организма, пришла общая слабость так, что у меня затряслись ноги в коленях, и заболел позвоночник по всей длине. А секундой спустя, я услышал зазвучавшую музыку, очевидно, она и раньше наполняла площадь, просто до меня донеслась только, что. Еще чуть-чуть и я признал в ней знакомую мелодию, соотнеся ее с когда-то известной революционной песней «Вихри враждебные». Впрочем, в этой песне басистый голос, сопровождаемый женским хором, пел не о кровавом бое, а о счастливой жизни, к которой шел рабочий народ.

Перед моими глазами опять качнулось пространство, и расположенные объекты потеряли свою четкость. Однако данное плывущее состояние длилось недолго, может несколько секунд, и уже в следующий момент пропало, а слух уловил смешение звуков песни и барабанной дроби, звучавшей ни в унисон с мелодией. А мой взгляд выхватил идущего по пешеходной дорожке нам навстречу не большого отряда ребятни.

Они шли прямо к перекрестку, поэтому так хорошо было видно ступающего впереди барабанщика, на поясе которого был укреплен небольшой красный барабан. Не только у этого мальчика, выстукивающего по кожаному основанию барабана тонкими деревянными палочками, но и у других ребят, одетых в бермуды, шорты, футболки и рубашки с коротким рукавом, на шее находились повязанные алые шейные косынки (тик-в-тик, как пионерские галстуки у советских детей). Хотя у этих галстуков развивающиеся кончики венчались двумя золотыми длинными косицами, наподобие тех, что имелись у стягов.

Нельзя было сказать, что дети чеканили шаг, это стало особенно заметно, когда они, повернув налево, выступили на саму площадь, направившись к стоящему на нем памятнику «рабочего и колхозницы», они просто шли. Не вразвалочку, конечно, так как сохраняли общий строй, шествуя попарно, но и не всегда поддерживали ряды. Видно, основой их похода было не отставать, соблюдать дистанцию и, одновременно, иметь свободу движения, основанную на осознанном подходе к общепринятым законам и традициям данного общества. А светлые улыбки, озорной смех, и плывущая от ребятни радость, указывали на их счастливую жизнь в идеально созданном для них родителями, предками обществе, стране, и в целом на планете.

— Значит у вас в стране, — с трудом шевельнув языком, точно он опух во рту у Лины, сказал я, пытаясь до конца разобраться в услышанном от Ближика. — Религия также является историческим термином, как войска, война, деньги, кредитные отношения, ссуды, преступления.

Я резко оборвал собственную речь, потому как понял, что больше не могу ничего говорить, да и последние слова у меня получились какими-то растянутыми, невнятными. К собственному ужасу я с трудом сомкнул рот, и слегка вздев голову, посмотрел на это голубое небо насыщенное лучами звезды Усил, втянул в себя нежный аромат цветов, расположившихся в клумбах и чуть горьковатый дым, поднимающийся от распаренного асфальтного покрытия. Туман теперь плеснул мне прямо в глаза, заслонив небосвод планеты Радуга, а барабанной дроби, вторил звук проехавшего справа трамвая, совсем не громыхающего своими колесами по рельсам, и тотчас послышался голос военюриста первого ранга милиции Ближика: