Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

Каля замолчала, все же ей не удалось довести звучание собственного голоса до пронзительного визга, а я, оглядев сидящих напротив ребят, внезапно громко засмеялся. Ну, в самом деле, не смешно ли…

Что из миллиардов, триллонов, квадриллонов, а может и всех квинтиллонов, сикстиллонов, септиллонов людей… всяких разных: черных, белых, розовых, бежевых. Словом среди этого множества живущих в нашей Вселенной, в зеркально отраженных Галактиках, схожих системах, одинаковых планетах… Среди этого количества людей я сумел, смог переместиться, притянуться к той, которая в противовес мне не только верила в высшие силы, создавшие наши миры, но и имела собственный взгляд, мысли на те или иные исторические факты своей планеты. Видимо, потому как Лина оказалась столь обратной моим желаниям, принципам, знаниям, я с ощутимой издевкой, на которую только и был способен, в связи с ущербностью своего образования, прекращая смех, произнес:

— Ты еще Каля, скажи, что поддерживаешь эволюционный путь развития человечества от приматов, — вымолвив, очевидно, единственное на, что был годен.

Подруга Лины и вовсе гулко заухала, один-в-один, как филин, что порой своим уугу-угу нарушал местность, не только, в районе оставшихся позади пирамид, но и под нами, где вновь полосами встал лес. Впрочем, сейчас под двигающейся кабинкой канатки высились кроны дубов, и их чуть зримое покачивание в поблекшей на небосводе туманной полосе Млечного Пути казалось колебанием волн на море, подымающих в воздухе кисловатый аромат зеленой листвы.

— Не будем больше об этом дискутировать, девочки, — вмешался в разговор Земко, и мне почему-то показалось он не столько хотел защитить Лину, сколько старался прикрыть Калю, и легохонько улыбнулся. — Тем паче Беловук запретил обсуждать с тобой сестренка какие-либо волнительные темы, к которым он отнес и концепции Дари Дедил.

Земко слегка качнул головой, подавшись вперед от спинки кресла, обхватив пальцами закругленные края деревянных подлокотников и его белокурые волосы, взъерошенные на макушке, слегка шевельнулись, точно подхваченные ветром или лишь желающие выполнить единый мотив, вторящий этой удивительной ночи.

— Знаешь, Земко, — как-то совсем напористо, словно переходя в атаку проронил сидящий напротив меня Ярец, и, протянув руку, чуток толкнул брата моей девочки в грудь, возвращая, таким образом, ему прежнюю расслабленную позу. — Ты не можешь запрещать Лине, думать и отстаивать свое мнение. И я, например, солидарен с ее взглядами, считая, что если теория вмешательства инопланетных созданий в нашу историю, жизнь человечества и отдельной личности не опровергнута, значит, имеет право на существование. — И его губы с нависающей верхней растянулись в приятной улыбке так, что я понял на Радуге собственное мнение не являлось чем-то удивительным, а любая теория имела возможность на жизнь.

Я глянул на его выпяченный гладкий подбородок, только сейчас осознав, что у виденных мною радуженцев зачастую не имелось на лице не то, чтобы бороды, усов, но даже малого намека на присутствие там растительности.

А в черно-лиловом небосводе, сейчас вроде растерявшем всякую синь, оттенки розового, голубого цвета, остались править только септиллоны звезд, которые, похоже, сглотнули и туманную полосу света Галактики. И далекому «ух-ух» чуть слышно подпевал свистом ветер и едва ощутимо, очень редко повизгивала плывущая в воздухе затерявшаяся над пространством леса одиночная кабинка канатной дороги.

Просека к которой мы спустились, приехав в кабинке канатной дороги, была очень узкой. Вероятно, здесь срубили деревья достаточно бережливо так, чтобы могли пройти только люди и не более того. Вряд ли по этой ограниченной полосе удалось бы проехать на автомобиле, так как растущие с обеих сторон деревья, мощные с широкими стволами ильмы, тянущиеся друг к другу ветвями, над самой просекой образовывали нечто в виде естественного навеса. Даже удивительно, что в этой части высились одни ильмы, так как на Земле в местах, где рос я, они в основном встречались в еловых лесах. Но их размашистые кроны, бурую с бороздами и трещинами кору я бы, наверно, ни с каким иным деревом не спутал.

По-видимому, сами насаждения ильма тут были все-таки искусственными, потому как тропинка, пролегающая между ними, хоть и оказалась земляной (чуть поросшей травой), освещалась лежащими прямо на почве светильниками. Похожие на узкие невысокие пенечки, они были снабжены датчиками движения, потому что загорались и потухали ярко голубым светом по мере нашего перемещения. Впрочем, сам лес по отблескам, что откидывали светильники, смотрелся не то, чтобы девственным, но явно мало посещаемым. Потому там, в глубинах, его землю покрывали упавшие ветви и даже стволы.

Каля, выйдя из кабинки, тотчас ухватила меня за руку, и слегка ее, пожав, теперь не выпускала из своей ладони. Видимо, у них бытовало спорить и с тем не переходить на личность… Ну, я имею им в виду не нужно было, что-либо доказывать «с пеной у рта» или бить по мусалам. И в том, проявляя разумность, воспитание и культуру.

Она сейчас шла, чуть впереди меня и я, рассматривая пространства этого широколиственного леса, думал о Лине. О ее красоте, чистоте, уме, наслаждаясь тем, что могу так близко… точнее даже изнутри ощущать мою любимую, и мешать ее пьянящий запах сладости распустившихся цветов, свежести и горько-миндального, терпкого вкуса с ароматом зеленой листвы ильма и перепревшего духа самой почвы, снятой подошвами ступающей по ней обуви.

Ребята шли следом за нами и также, как Каля и я, молчали. Однако привычной лесной местности тишины здесь не воспринималось слухом, вспять того откуда-то доносился легкий смех, говор людей, звучание струн музыкального инструмента. А когда свет светильников озарил даль чернолесья, я сумел различить впереди и вовсе обширную поляну, очищенную от деревьев, поместившийся по центру небольшой костер и множество молодых людей.

Мы вышли на поляну к костру минут через десять. Само пространство леса здесь поросло низкой растительностью, и было полностью освобождено от деревьев и даже кустарника. Деревья окружали перелесье по краю в первом строю, которого, также стояли ильмы. Очевидно, и сама поляна была нарочно обустроена для отдыха, оно как в костре как я приметил горели аккуратные такие полуметровые пеньки. Возле костра прямо на траве сидели молодые люди, парни и девушки, приблизительно одного возраста с Линой. Возле них стояли тарелки с едой, бокалы и стеклянные бутылки. Они довольно разговаривали, а некоторые из них бринькали пальцами по струнам гитар. Впрочем, стоило нам четверым выйти из просеки на поляну, как на ней образовалась минутная тишина. А после и вовсе все перелесье наполнилось громкими аплодисментами и обрадованными криками: