Анна Алмазная - Я ненавижу таких, как я [СИ]

— Фальшивишь! — прошептал я, и показалось на миг, что знакомая мелодия просится к горлу вместе с далекими, едва ощутимыми воспоминаниями и странным чувством внутри… удовлетворенности, наверное?

— Я знаю, — ответил он. — Это же ты у нас талантливый паршивец, а не я.

— Издеваешься? — воскликнул я, отталкивая своего утешителя.

Увидев, кто меня спас, я похолодел, сразу же забыв о странной песне:

— А теперь и меня застрелишь?

— Не говори глупостей, — человек в черном стянул маску.

Надо же, а ведь эти, в черном, живые. Гораздо более живые, чем мы. И глаза у него не пустые, блестят странной, детской радостью. Такая бывает, если найдешь что-то очень для тебя дорогое. И не осторожен он совсем. Пистолет-то рядом лежит, в зарослях папоротника. Стоит протянуть руку, сомкнуть пальцы и…

Но почему-то не хотелось. Почему-то верилось этому взгляду, в котором было незнакомое, но так нужное мне тепло. Почему-то хотелось улыбнуться в ответ, но рядом, в кустах ежевичника, лежало то, что вернуло меня в жестокую реальность.

— Не смотри туда, — приказал он.

Привыкшее к подчинению тело двигалось быстрее разума и послушно отвело взгляд от светлых волос, запрысканных кровью.

— Ты ранен, — мягко сказал человек в черном, бросая мне белоснежный платок. — Я помогу. Вытрись.

Помогу? Я провел платком по лицу и с удивлением уставился на красные разводы, испортившие белоснежную ткань. Не добью?

— Почему? — тихо спросил я, когда спаситель начал уверенно снимать с меня куртку.

— Что? — отозвался он, доставая из кармана и встряхивая небольшой баллончик.

— Почему вы стреляете в голову?

Почему ты со мной разговариваешь?

— Потому что хочу быть уверен, что убил, — холодно ответил он, нажимая кнопку клапана-распылителя. — И заканчивай их жалеть. Забодал со своей страстью к вселенской справедливости.

Я ушам не поверил.

— Вечно из неприятностей вытягивай, — зло продолжил он. — То в школе с кем-то поцапаешься, то в лаборатории биоклонов затеряшься…

— А кто тебя про… — я зашипел от боли, когда, останавливая кровь, рану залепила ярко-белая, быстро твердеющая пена. И тут до меня дошло…

— Био… клонов? — переспросил я.

Последнее, что я слышал, это встревоженное:

— Дэн?!

Мне впервые дали выспаться. На лицо падали солнечные лучи, значит, на улице был уже вечер, значит, проспал я долго. Не только это было странным. Белье казалось слишком мягким, гораздо лучшего качества, чем обычно. Никто не ворочался рядом. Никто не посапывал во сне. Никто не переворачивался на другой бок, при этом шурша одеялом. И через открытые окна врывался не привычный запах соснового леса, а аромат цветущей сирени. Я действительно был в дормитории?

Я отрыл глаза и уставился в кремового оттенка балдахин, расшитый серебристой вышивкой. Нет, я явно не в дормитории. Там балдахинов не было. И кровати не столь широкие и не столь мягкие.

— Очнулся?

Я медленно повернул голову и узнал того странного мужчину, что спас меня в лесу.

— Кто ты?

— Марк, — чуть грустно улыбнулся он. — Твое плечо залечили, но ты слегка слаб. Думаю, это скоро пройдет.

— Где я?

— В моей комнате. Мы все еще в твоей… школе.

Я огляделся. В школе? Я и не думал, что в школе были такие комнаты. Приглушенные пастельные тона, картина с натюрмортом, письменный стол с включенным голографическим планшетом, белоснежные, мягкие занавески на окнах.

— Хорошо ты устроился, — прошептал я. — Уютно.

В дормиториях уютом и эстетикой даже не пахло. Такое мы видели лишь во время уроков на голограммах. Многое видели лишь во время уроков. Только мне не хотелось другого мира и другой жизни… до недавнего времени.

— Ты не хуже, уж поверь, — внезапно ответил он. — Полежи немного, я принесу тебе что-нибудь поесть. Тебе нужно как можно быстрее поправиться.

Полежать? Он издевается?

Стоило двери закрыться за спиной Марка, как я сполз с кровати и тут же схватился за журнальный столик.

— Как же голова кружится…

Вскоре точки перед глазами исчезли, головокружение почти пропало. Я осторожно выглянул за дверь и скользнул в узкий коридор, выложенный светлыми, деревянными панелями.

Никогда не видел эту часть школы. В том, что мы все еще в школе, я почему-то не сомневался. Как и в том, что надо бежать. Людям в черном, так легко убивающим, доверять нельзя. Даже если улыбаются они так тепло, как Марк.

Где-то вдалеке раздались шаги. Я в панике нажал кнопку рядом с ближайшей дверью. К моему удивлению, панель бесшумно отошла в сторону, открывая темное нутро комнаты.

Я проскользнул внутрь и прижался к слегка влажной, холодной стене. Услышав затихающие в коридоре шаги, тихо выдохнул — пронесло. Лишь тогда осмелился оглядеться.

Небольшое помещение было округлым, погруженным в полумрак. Вдоль стен стояли вертикальные капсулы, наполненные густой жидкостью. Завороженный испускаемым капсулами зеленоватым свечением, я медленно подошел к одной из них и вздрогнул, когда в зеленой массе различил контуры человеческого тела.

Человек в капсуле был жив, и, казалось, спал. Странно спал, неспокойно, то и дело дергаясь, как будто кто-то загонял ему под кожу иголки. Дернувшись в очередной раз, он вдруг оказался так близко к стеклу, что я смог различить знакомые до боли черты, трепещущую на шее жилку, даже небольшую родинку у левого уголка губ. Неужели и у меня была такая?

— Лучше отойди, — прошипел кто-то за спиной. — Одного раза нам хватило.

— Вы их… — выдохнул я, покрываясь холодным потом.

— Опять жалеешь? Поддаешься эмоциям? Они лишь спят, — уже спокойнее ответил Марк. — Отойди от капсул. Я прошу, — он поднял пистолет. — Я не хочу стрелять. Но если ты заставишь…

— И я так же буду спать?

— Ты не такой, как они, — мягко уговаривал Марк. — Я понимаю, что ты вновь жаждешь справедливости, но отойди от капсул, Дэн. Мне некогда объяснять.

— Что объяснишь, подонок! — вновь завелся я.

Марк посмотрел на меня, как на маленького ребенка, и… спустил курок. В мою шею врезалась тонкая игла, наградив вспышкой боли. Сразу же перестали держать ноги, перед глазами поплыло, внезапно нахлынула слабость. Беспомощно застонав, я осел на руки подоспевшего Марка.

Дверь отошла в сторону, вбежал какой-то человек и, нагнувшись надо мной, тихо выругался:

— А я думал, он сначала поест.

— Поест позднее. Когда очнется.

— Два Марка? — тихо прошептал я. — Биоклон? Твой…

— Ты так ничего и не понял, — ответил тот, что пришел позднее. — Не волнуйся, твое беспамятство — это ненадолго.

Меня осторожно уложили на гравиносилки и понесли куда-то по длинному, казавшемуся бесконечным коридору. Я безэмоционально смотрел на распахнутые окна, на колышущиеся занавески, на белоснежный, с хрустальными люстрами потолок. Я чувствовал, как по телу растекается сладостная слабость и уже почти не сопротивлялся, когда меня усадили в кресло и защелкнули на запястьях и лодыжках фиксирующие браслеты.