Валерий Строкин - Небесное Притяжение

— Так точно, а где искать?

— На земле, вокруг поляны и в небе.

— Могут скинуть парашютистов? — спросил Дылдин.

— Двадцать отжиманий, — приказал Маркулис.

— Товарищ Губов, приказ ясен?

— Так точно.

— Смотрите в окуляры и ищите подозрительные объекты и предметы, — Маркулис ушел в сержантскую.

— Каждых два часа наблюдатели меняются, — Рыжков хмуро посмотрел в мою сторону и направился вслед за старшим сержантом. В дверях остановился.

— Не спать. Сон на боевом дежурстве приравнивается к предательству и дезертирству. — Он ушел.

— Идиоты, — Губов сел за стол, — не нравится мне все это, чувствую за нос водят.

— Отбой! — донесся голос Маркулиса. У нас погас свет, лишь над столом Губова горела красная, дежурная лампочка…

— …Эй, Пол, меня забирают. У меня нашлись родители.

В нашей группе Лютик был самым маленьким и беззащитным. Светлые вьющиеся волосы и круглое лицо делали его похожим на херувимчика. Его дразнили девчонкой и я постоянно за него заступался. Мой клоновый бог, я часто защищал тех, кого обижали, подсознательно сравнивая с собой. Мой детсадовский период был не из легких. Для Лютика, проклятым часом являлся подъем. Насмешки сыпались со всех сторон, группа проявляла интерес к степени сухости его матраса и простыней.

— Лютик, поздравлю, — сказал я, внутренне завидуя и зная что у меня никогда не будет приемных родителей.

Он благодарно обнял меня за шею и прошептал:

— Пол, моя тачанка-растовчанка отныне твоя. У неё волшебный пулеметчик, его зовут Максим, он всегда меня защищал, как ты. — Лютик протянул красную пластмассовую игрушку. — Возьми, теперь она твоя.

— Спасибо, Лютик.

— Береги её. Это красноармейцы — будёновцы, — доверчиво шептал Лютик, словно раскрывал важную тайну.

— Когда тебе будет тяжело, подумай о тачанке, вспомни Максима и они придут на помощь.

— Обязательно. — Я посмотрел на тачанку: неистово летящие кони, возница в папахе, замахивающийся кнутом и пулеметчик, в буденовке, припавший к пулемету и поливающий свинцовым огнем невидимых, настигающих врагов.

Лютик посмотрел на тачанку в моих руках и уверенно сказал:

— Они оторвались от врагов.

— Конечно.

— Послушай, Пол, — он хлопнул меня по плечу…

Я раскрыл глаза, надо мной висело лицо Рыжкова.

— Подъем, боец — твоя вахта.

— Есть. — Я поднялся. Одеваться не было нужды, все спали одетыми, укрывшись одеялами и все равно колотясь от холода. Бетонной блок насквозь пропитался сыростью, его заполнял влажный затхлый воздух. По-хорошему его надо месяц проветривать.

Рыжков, позевывая, ушел на сержантскую половину. Я сел к столу, сменить Сергея. Он посмотрел на меня красными, измученными глазами.

— Как на фронте?

— Без перемен. Не спи, Маркулис три раза подкрадывался, проверял, как я несу службу.

— Значит хорошо несешь.

— Я понял, почему они такими стали. Их заколдовали, превратили в зомби, — прошептал Губов, придвигаясь ко мне. — Я чую.

— Какие зомби? — я внимательно посмотрел на приятеля. — Видел что-то подозрительное?

— Ничего я не видел, я про сержантов говорю, про Кирилла: сам не мог он так измениться.

— Откуда такие знания?

— Чую.

— И Рыжков зомби?

— И Рыжков.

— А мне кажется — козлом был, козлом остался. Иди спать, Губа, не бери в голову.

— Не нравится мне это место, — Губа поднялся, с хрустом потянулся. — Дежурство дебильное, не логичное — пустая трата времени. Чуя — за нос водят, — повторил он.

— Нас за нос водят с первого дня службы.

— Вот я и говорю: не нравится. Там под столом, банка с чаем. Я крепкий заварил, как чефир получился.

— Спасибо.

Сергей поднялся. В темном углу кубрика заскрипела кровать. Донесся усталый вздох-шепот:

— Не нравится мне, чую…

— Чует он, — хмыкнул я. Вспомнился сон. Такие сны мне тоже не нравились. Лютика давно не видел во сне.

Спустя два месяца, приемные «козлы» вернули его в «обезьянник». «Обезьяны» встретили Лютика оглушительным свистом и хохотом.

— Эй, Лютик, сколько матрацев зассал?

— Лютик, как будильник, работает?

— Напиши письмо Кашпировскому!

— Привет, ссыкунок!

Добрые мы — люди, миролюбивые и незлопамятные. Я протиснулся сквозь толпу, обступившую жертву.

— Привет, Лютик. Все, что с нами не случается, все к лучшему.

— Здравствуй Пол! — закричал малыш, бросаясь ко мне и вцепляясь в рубашку, пряча от толпы зареванное, растерянное лицо.

Я потрепал его вихры:

— Ничего, Лютик, успокойся — прорвемся. — Достал из кармана тачанку.

— Смотри, Лютик — тачанка-растовчанка. Я сохранил её и возвращаю.

— Нет. Нет, — малыш затряс вихрастой головой, крепче вцепляясь в рубашку. — Она твоя Пол, подарки не возвращают.

— Пойдем отсюда, — Я растолкал улюлюкающую свору «обезьян». Кому-то и по носу попало.

Весь день я не отходил от Лютика, казалось, что он более-менее успокоился. Ночью я его проспал. Вернувшегося в «обезьянник», считают неудачником на всю жизнь. Был шанс вырваться из обезьяньей неволи и его не использовали. Возвращенцу в приюте жить становится невыносимо. Из зависти и чувства: «вот меня бы на его месте никогда не вернули», каждый старается возвращена унизить. Лютик знал об этом. Поздней ночью, он выбрался из своей постели, оставив матрас сухим, проник в умывальную комнату, приладил леску к шпингалету оконной рамы…

Жаль, что документы об усыновлении хранятся за семью замками и осьмнадцатью печатями. После «обезьянника», учась «хабзарне», я пытался выяснить, кто были приемными родителями Лютика, что бы найдя, подвести их к оконной раме…

Безрезультатно. Лютик-Лютик, твоя красная тачанка меня долго защищала, и пулеметчик Максим погиб геройски в бою.

В поле зрения перископа попала красно-зеленая табличка с золотистой надписью: «Стой! Опасно! Мины!!!». Военный юмор беспримерен.

На плечо легла ладонь.

— Димка? — не отрываясь от перископа, спросил я.

— Что видишь?

— Хренотень разную.

— А ты его в небо направь.

— Как?

Димка повертел колесики настройки, объектив перископа уперся в небо.

— Что видишь?

— Обалдеть, с прибором ночного видения у звезд столько цветов и оттенков.

— Что еще?

— Вижу, как среди звезд, мигая оранжевыми огнями, перемещается странный, не поддающийся опознанию объект.

— НЛО? Дай взглянуть, — Димка потряс за плечо.

— Смотри, — я смеясь, отодвинулся. Он приник к перископу и разочарованно протянул:

— Это же самолет.

— А ты поверил в НЛО?

— Почему бы и нет?

— И что это такое?

— Нечто особенное, что способно иметь разнообразную: техногенную, полевую или плазмоидную природу и происхождение, — Димка оторвался от перископа, посмотрел на меня.

— Плазмоидную природу, — фыркнул я.