Валерий Строкин - Небесное Притяжение

— Я когда-то интересовался этой загадкой.

— Приемные заставили?

— Нет, личный интерес. К таким, как они считали пустым вопросам, меня не подпускали.

— И что ты знаешь об НЛО? — я решил проверить его интерес.

— Ну, если тебя интересует, — Димка оживился, снял очки, его глаза блестели.

— Об НЛО открыто заговорили в 1947 году. Самолет американского пилота над Каскадными горами со сверхзвуковой скоростью обогнали 9 дискообразных объектов. Пилот успел сделать несколько удачных снимков которые и продемонстрировал журналистам, обозвав объекты «летающими сковородками».

— Летающими сковородками?

— Да, это потом, газеты приняли другой термин — «летающие тарелки». Но, чаще наблюдаются не тарелки, а шарообразные и звездообразные НЛО, реже — «сигары» и «треугольники». У нас, тема НЛО считается закрытой, поэтому в газеты и материалы попадает чаще не научный, а снисходительно-насмешливый материал. Я слышал утверждения, что это секретные военные корабли, так сказать оружие нового тысячелетия. Есть утверждения, что это внеземная форма жизни, летающие генетические и психофизические лаборатории, машины времени, полтергейст.

На стол упала черная тень.

— Так, товарищи бойцы, — процедил Маркулис, — разговоры на посту? — Он ядовито посмотрел на Димку. — Что ты еще знаешь об НЛО?

— Мое время заступать, — ответил Димка, водружая на нос очки.

— Странное боевое дежурство, — вмешался я.

— Молчать, — просипел Маркулис, его лицо побагровело, — завтра проведем очередную «беседу».

— С удовольствием, — я постарался, как можно беспечнее улыбнуться.

— Рядовой Клон, — Маркулис успокоился, — сдать пост. Рядовому Хвалею принять.

— Есть. — Димка сел на мое место.

— Клон — отбой.

— Спасибо, — я поплелся к кровати, спать не хотелось.

— Перископ, — кивнул сержант Хвалею и сел рядом.

«Не уйдет», — подумал я, устраиваясь на кровати и закрывая глаза. Через некоторое время, перед глазами полетели серебряные сковородки, Димка расстреливал их из перископа, под громкую команду: «Пли!», которую отдавал Маркулис.

— Рота! Подъем! — закричал дурашливым, петушиным голосом Рыжков.

— Какая рота, идиот, здесь отделение, — простонал, поднимаясь с кровати Губа.

— Отделение, подъем! — завопил, исправившись, младший сержант.

— Выходи на зарядку, — приказал Рыжков.

— Дурдом продолжается, — пробурчал Губа. Я посмотрел на Сергея — выглядел он неважно: бледно-зеленый, с фиолетовыми мешками под глазами.

— Серега, ты чего, заболел?

— Муторно мне, — пожаловался Губа. — Предчувствия плохие.

— Какие?

— Отвратительные, — Сергей сморщился, схватился за грудь.

— Заболел?

— Да нет. Сердце, когда что-то предчувствует, начинает покалывать. — Сергей вымученно улыбнулся:

— Как говорил мой дедушка: «сегодня день с повышенным риском к заболеваниям и травматизму».

— Он тоже чувствовал?

— В нашей семье все немного чувствуют.

— Ну-ну, — я окинул взглядом полутемное помещение. В бетонном кубе, от влажного, затхлого воздуха запросто можно подхватить простуду и приобрести нездоровый цвет лица. И я чувствовал себя разбитым, всю ночь снилась всякая лабуда: то приходил Лютик, интересовался тачанкой; то с Хвалеем отражали атаки нлонавтов, сбивали летающие тарелки, в одной почему-то оказался младший сержант Рыжков.

Отделение построилось. Рыжков вывел нас на поляну.

— Разве мы не на боевых учениях? — спросил Дылдин.

— Одно другому не помеха, — ответил Рыжков. — Руки вместе, ноги шире — приседания начинай, — весело командовал он.

— Встали на носочки. Расслабились. Потянулись-потянулись. Взмахнули руками, потрясли кистями и полетели-полетели.

— Гуси-гуси: га-га-га! — загоготал Хвостов.

— Разговорчики! Переходим к прыжкам на месте! Отставить! Бег на месте! Восстановить дыхание.

Я машинально делал зарядку, с наслаждением вдыхая утренний лесной воздух, разглядывая поляну. Покосившиеся таблички, белели в траве, в которой радужным семицветием, переливались крупными виноградинами, капли росы. Словно девичьи платья, шелестели кроны берез. Где-то в чаще куковала кукушка. Небо — ярко синее, как лакмусовая бумажка. Красное, заспанное солнце, лениво карабкалось по верхушкам сосен. Идилияяяя….

— Красота, — читая мои мысли выдохнул Дылдин, совершая приседания.

— Лепота, — повторил Хвостов.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — обратился к птице Дылдин.

Птица устало кукукнула и замолчала. Хвостов хихикнул, отвесил расстроенному Дылдину подзатыльник.

— Посчитал, салага?

— Да, пошел ты.

Из траншеи показался Хвалей.

— Завтрак, — коротко объявил он. За ночные разговоры, Маркулис назначил его дежурным.

После завтрака, нас заставили вычистить автоматы, смазать маслом, зарядить боевыми патронами магазины и сдать оружие сержантам.

— Клон, — подозвал Маркулис. — Объявляю свободное время, можно загорать на крыше пикета, а ты займешься влажной уборкой. Так как воды мало, возьми ведро и ступай к овражку. Там найдешь ручей.

— И бидон прихвати, для питьевой воды, — вставил Рыжков.

— Есть, товарищ старший сержант. Родниковую воду пить можно?

— Можно. Выполняй приказ, товарищ солдат.

Я взял ведро, бидон и направился к выходу. По пути прихватил с кровати Дылдина кусок газеты, так, на всякие нужды.

— Час на солнечные ванны, — раздавался за спиной голос Маркулиса. — Боевых действий сегодня не предвидится. Перед обедом соревнования по армреслингу и боевые занятия. Начало, бойцы — пол дела, конец — всему голова.

Я фыркнул, нет на тебя Гнеденка. Такие изречения он конспектирует, для вещей памяти потомков. Но сейчас, наверное, он изрекает новые словесные перлы. Странная с вами произошла метаморфоза, товарищ младший сержант Гнеденок, ведь думали книгу армейских анекдотов написать.

Звякая тарой, я вышел из траншеи, под ехидные смешки Дылдина и Хвостова. Солнце облобызало лицо и впечатало жаркий поцелуй в макушку. На сапогах, трава не оставляла мокрых следов, роса высохла и день обещал быть жарким. В зеленых былинках радостно звенели цикады. Я опрокинул табличку с черепом и двум перекрещенными мослами. Надпись красным суриком вопила: «Осторожно! Мины!». В переводе для беспечных грибников — проваливайте подобру-поздорову. Вспомнилось, как за «инвективные выражения», как говорили воспитательницы в младших группах, нас запирали в сушильном шкафу — темнота несусветная и страшно аж жуть, или ставили в угол, на колени, предварительно рассыпав канцелярские скрепки, за неимением гороха. До канцелярских кнопок как-то не додумались.

Я вошел в лес. Стало прохладно, над головой зашумели маленькими флюгерами листья берез. Глубоко вдохнув лесной воздух, зажмурился от удовольствия. За пределами Завода не бывал, разве его парки можно сравнить с лесом? Не смотря на воспитательные меры Маркулиса, у меня было прекрасное настроение…