Валерий Строкин - Небесное Притяжение

С вершины холма, тяжело переваливаясь, сбегала нелепая фигура. Они высадили звездный десант! Десантник был облачен в пухлый космический скафандр. Отделение обстреливало из автоматов неуклюжую фигуру. Космонавт подпрыгнул и полетел в мою сторону. Из ранцевого двигателя вырывались две рубиновые реактивные струи. Блеснула мысль, что нас атаковали космонавты со станции «Восток». Но, как только космонавт оторвался от земли, со стороны летающей тарелки на бункер опустился широкий лиловый луч. Лиловый столб света накрыл Пикет, а потом багряный колпак опустился на всю поляну. Этот колпак обрезал звуки: треск автоматов, рев дюз ранцевого двигателя, крики ужаса. Непонятно чем вызванная ярость ко всем, кто находился на поляне, отпустила меня. Я обратил внимание, как трясутся ноги и руки, по лицу тек крупными горошинами холодный пот и сердце напуганное, неистово колотилось. Серебряный диск неопознанной летающей сковороды стал расплываться, заволакиваясь фиолетово-лиловым туманом. Я с трудом шагнул вперед, воздух стал вязким, густым и время казалось замедлило бег. Космонавт летел в мою сторону и все никак не мог долететь. Ребята, с вершины Пикета вели безуспешный автоматный огонь по парящей фигуре…

Пока…

Ни в чем, в том что случилось, я не могу быть уверенным. На месте НЛО, исчезнувшего в тумане, стал проступать предмет, очень похожий на голову, или череп ящера. Дракона…

Бред? Что же есть наша жизнь? Нет объяснений…

Туман сгустился в фиолетовую массу похожую на череп дракона.

Удивительная тишина опустилась на мир. Полное небытие: ни звука, даже ветер исчез. Космонавт бесшумно летел… Я не мог делать в это время анализов и сравнений. Они пришли потом… Мне казалось что время убыстряется, растягивая пространство, а через короткий промежуток застывает…

Я увидел, как Дылдин развернул автомат в сторону Губова и продолжал нажимать на курок. Хвостов бросил оружие, выхватил штык-нож и с раскрытым ртом прыгнул на Рыжкова. Хвалей опустился на колени и палил в фиолетовый череп. На его очках играл золотисто-сиреневый отсвет, лицо исказила гримаса ужаса. Когда Сергей, раскинув руки, подлетел вверх, раздираемый на части пулями, время опомнилось и перешло на ускоренный темп. Я вступил внутрь лилового круга, в уши ворвался автоматный грохот, рев дюз: их жаркое дыхание на плечах и спине — космонавт промчался надо мной и врезался в зеленую стену леса.

— Чууууююю! — пронесся над поляной вопль Губова. Ко мне вернулись чувства ненависти и ярости к тем, кто стоял на вершине холма. Вот толдько доберусь до вас, козлы…

Череп дракона, накренился и стал стремительно падать. На поляну опустилась тьма проглотившая, впитавшая и растворившая всех, кто на ней был до молекул, до атомов.

Я перестал существовать. Земля выскочила из-под ног, ушла, провалилась в тартарары и я полетел…Вверх? Вниз? Не знаю…

Армагеддон закончился, наступил конец мира…

Как морской прибой, накатывали из небытия голоса: затихая и удаляясь, нарастая и рокоча.

— Андрей Виссарионович, вам повезло, почти все сироты, отписывать некому. — Тихий смех.

— Маркулис в отпуск просится. Считает, что подвергал себя неоправданному риску, едва не погиб.

— Такие, как он, не погибают. Через неделю. Вот Русанову не повезло. Дракона испытали не только на нашем Пикете, задействовали морские подразделения СВВ.

— Почему Русанову не повезло?

— Глушануло. АПЛ (атомн. подв. лодка) на дно Балтики упал. Нет связи. Предполагали, что изоляция хорошая.

— На нашем Пикете вообще нет изоляции.

— У Маркулиса был саркофаг. Выдержал, да и заряд был не такой мощный. Что касается отделения, голубчик, надо ведь на ком-то испытания проводить? Шестой Пикет живой и здоровый, там морды побили друг другу и все. Дракон прошел стороной.

— Я ничего не говорю, но вместе с Драконом применили Бешенного.

— Слабенький заряд.

Появились чувства. Во рту возникнул солоноватый привкус, череп раскалывала на части страшная боль. Ладони нащупали холодный дерматин. Я лежал на носилках, крепко привязанный ремнями. Носилки мелко тряслись, машина ехала по гравию. Непонятная тяжесть в глазах не давала поднять веки. Я прислушался и через несколько минут определил говоривших: командир части Плохотниченко и командир роты Оганесян.

— Мне к бригадному надо, на доклад.

— А этих?

— В «лепрозорий», пусть врачи занимаются. — Смех, — Мавр сделал свое дело, теперь это их проблемы.

— Долго с ними провозятся?

— Нет. Мы уже знаем на что способен взгляд Дракона.

— Откуда?

— Полгода назад испытания проводились на северном полигоне.

— А-ааа.

Я открыл глаза и закричал от боли и от ужаса — вокруг царила лиловая тьма. Я ничего не видел.

— Бляха муха! Кто очухался?

— Рядовой Клон.

— Санитар, твою мать! Ты что, глухой? Сделайте ему укол. Пусть отрубится.

— Уже сделали.

— Нет, капитан, от их криков с ума можно сойти.

Голоса стали отдаляться, навалилась лиловая тьма. Стало трудно дышать, я пытался снова закричать…

По левую сторону протянулась темная, непроницаемая стена леса, по правую — колосящееся поле. Что в нем колосится не разобрать, да и не важно. Я шел посреди дороги. Малиновые сполохи, за лесом, высвечивали фрагменты: черные треугольные вершины сосен, серое полотно проселочной дороги, рыже-зеленый край поля. Зарницы сопровождались далеким рокотом, больше похожим не на гром, а на орудийные выстрелы? Где-то идет война? Допустимо, мы почти всегда воюем. Куда иду? Вопрос без ответа, явно не в Рим. Вперед или назад? Не знаю, у дорог нет начала и нет конца.

За спиной донеслось ржание, стал нарастать лошадиный топот. Я посторонился, уступая дорогу, прижимаясь к темной стороне леса. Еловая лапа уколола в щеку. Топот приблизился. Кони тяжело захрипели, щелкнул в воздухе кнут.

— Тпруу! Тпр-ррууу! Родимые! Стоять! — Заскрипела телега, что-то звякнуло. Кони встали рядом со мной. Очередной малиновый всполох выхватил двух красных, чалых коней, запряженных в тачанку.

Тачанка! Возница, в серой папахе, надвинутой на глаза, в шинели с поднятым воротником, скрывающем лицо, смотрел на дорогу. За ним, облокотившись на пулемет, сидел пулеметчик Максим, на погонах гимнастерки золотом блеснули знакомые буквы — «СВВ». Я не успел разглядеть под козырьком буденовки лица.

Наступила тьма. Вдали загромыхали орудия, рокот приближался.

— Садись, Максим, подвезем, — послышался знакомый голос.

— Губа? Серега, ты?!

— Я, — в темноте рассмеялись.

— А мне показалось, что тебя…

— Когда кажется, креститься надо, — перебил Губа. — Садись.

Я неохотно подчинился и влез в коляску. Скрипнули рессоры, пол качнулся под ногами, Сергей хлестнул коней и они с места перешли в карьер. Я упал на сиденье, коснулся холодного рифленого ствола пулемета.