Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти [litres]

– Ты сказала, чтобы я ушла!

– Разве у меня не было на то причины? Ты однажды уже разбила ему сердце, и я подумала, что ты снова его разобьешь! Ты имела наглость появиться здесь, вся из себя прекрасная и цветущая, в то время как мы… мы… именно тогда Йен начал кашлять!

– Что…

– Его забрали и посадили в Толбут. Но тебя не было здесь, когда это произошло! Тебя не было здесь, когда мы голодали, мерзли и опасались за жизни наших мужчин и детей! Ты была во Франции, в тепле и безопасности!

– Я была в Бостоне, от нынешнего времени меня отделяли двести лет, и я думала, что Джейми мертв, – холодно сказала я. – Я не могу помочь Йену.

Я пыталась справиться с овладевшими мною чувствами. Дженни разбередила старые раны, но и сама выглядела так, что больно было смотреть: от тревог ее красивое лицо осунулось и покрылось морщинами, пальцы стиснутых в кулаки рук впились в ладони.

– Дженни, поверь, если бы я могла что-нибудь сделать для Йена, я бы сделала. Я всем сердцем хочу помочь ему, но я не волшебница. Все, что у меня есть, – немного знаний, но этого недостаточно. Я всем сердцем хочу помочь ему, – повторила я, наклоняясь к ней. – Но я не могу, Дженни… не могу.

Она молча смотрела на меня. Молчание затягивалось, я обошла ее и направилась к дому. Она не повернулась, а я не оглядывалась. Но сзади донесся шепот:

– У тебя нет сердца.

Когда Йен чувствовал себя лучше, он гулял с Джейми. Иногда всего лишь по двору до сарая, чтобы прислониться к забору и отметить, какими тучными стали овцы Дженни. Иной раз он чувствовал себя настолько хорошо, что, к удивлению и беспокойству Джейми, мог пройти несколько миль. Было замечательно вот так вот идти рядышком по болоту, лесу и вдоль озера, почти не разговаривая, просто – рядом. Не важно, что брели они медленно, – так было всегда с тех пор, как Йен вернулся из Франции с деревянной ногой.

– Жду, когда у меня снова будет нога, – однажды обронил Йен, когда они сидели у большой скалы, возле которой Фергус лишился руки. У подножия горы протекал ручей, и они смотрели, как резвится, выпрыгивая из воды, форель.

– Да, это будет замечательно, – сказал Джейми, слабо улыбаясь и посмеиваясь над своими воспоминаниями – после битвы у Каллодена он очнулся и подумал, что у него нет ноги. Он расстроился тогда и пытался утешиться мыслью, что получит ее, когда из чистилища попадет в рай. Разумеется, он тоже был уверен, что умрет, но по сравнению с утратой ноги это казалось вовсе не так уж и плохо.

– Вряд ли тебе придется долго ждать, – заметил он.

Йен, прищурившись, посмотрел на него.

– Чего ждать?

– Новой ноги. – Джейми вдруг понял, что Йен не знает, о чем он думает, и поспешил объяснить: – Просто я полагаю, ты не проведешь много времени в чистилище – если вообще туда попадешь, – так что твоя нога скоро вернется к тебе.

Йен усмехнулся.

– С чего ты взял, что я не проведу в чистилище лет этак с тысячу? Вдруг я закоренелый грешник?

– И такое может быть. Но если ты грешник, то, должно быть, у тебя всего лишь было чертовски много грешных помыслов, потому что, если бы ты грешил делом, я бы знал.

– Да ну? – весело усмехнулся Йен. – Мы не виделись несколько лет. Я мог натворить что угодно, и ты бы никогда об этом не узнал!

– Еще как узнал бы! Мне бы сказала Дженни. Ты же не думаешь, что она оставалась бы в неведении, если б ты завел любовницу и заимел от нее шестерых детей? Или вдруг подался на большую дорогу и принялся грабить людей, надев черную шелковую маску?

– Наверное, пронюхала бы, – согласился Йен. – Вот только, старина, здесь на сотню миль вокруг нет ни одной большой дороги. И я бы замерз насмерть раньше, чем нашел того, кого стоит ограбить. – Он умолк, прищурив глаза от дующего в лицо ветра, и задумался о преступлениях, которые мог бы совершить.

– Я мог бы воровать скот. Хотя сейчас скотины так мало, что вся округа тотчас же узнает, если хоть одно животное пропадет. И вряд ли мне бы удалось спрятать ворованный скот среди овечек Дженни, его бы там сразу же заметили.

Он снова задумался, уперев подбородок в ладонь, и покачал головой.

– Джейми, печальная правда в том, что последние двадцать лет у нас здесь просто нечего красть. Нет, воровство не годится. Как и супружеская измена, потому что Дженни прибила бы меня на месте. Что еще? Возжелать чужого здесь не получится… Остается лишь ложь и убийство, и, хотя я встречал странных людей, которых хотел бы убить, все они остались живы. – Он с сожалением покачал головой, и Джейми рассмеялся.

– Правда? Ты говорил, что убил кого-то во Франции?

– Ну да, на войне, но то был вопрос выживания… или коммерции, – признался он. – Я убивал не по злобе, а за плату.

– Значит, я прав и ты пролетишь сквозь чистилище, словно облачко, потому что я никогда не слышал от тебя ни словечка лжи.

Йен ласково улыбнулся.

– Ну да, я, может, иногда и лгал, но только не тебе, Джейми.

Он посмотрел на изношенную деревянную ногу и почесал колено над ней.

– Интересно, ощущения будут другими?

– Наверняка.

– Видишь ли, – Йен качнул здоровой ногой, – я до сих пор чувствую отрезанную ногу. С того мига, как ее отняли. Правда, не всегда. Странно это. Ты ощущаешь свой палец? – с любопытством спросил он, кивнув подбородком на правую руку Джейми.

– Ну… да. Не постоянно, только время от времени. А хуже всего то, что его нет, но он все равно чертовски сильно болит. Так нечестно.

Вот об этом говорить не стоило – Йен умирает, а он тут жалуется на утрату пальца. Однако Йен лишь насмешливо присвистнул, выпрямился и покачал головой.

– Будь жизнь справедливой, все было бы иначе.

Они немного помолчали, наблюдая, как на той стороне горы ветер качает верхушки сосен. Джейми вынул из споррана маленький сверток, обернутый белым. Он немного испачкался, но все же уцелел, а упаковка не порвалась.

Йен посмотрел на сверток и спросил:

– Что это?

– Мой палец. Я тут подумал… ты не против, если его похоронят с тобой?

Йен уставился на Джейми, и плечи его затряслись от смеха.

– Ради бога, не смейся! – встревоженно воскликнул Джейми. – Я не собирался смешить тебя. О боже, Дженни убьет меня, если ты выкашляешь свои легкие и умрешь здесь!

Йен и правда кашлял, и приступы кашля перемежались хриплым смехом. В его глазах стояли слезы, он прижал оба кулака к груди, пытаясь вдохнуть. Но вот приступ закончился, и он медленно выпрямился и вздохнул шумно, словно вместо легких у него были кузнечные мехи. Фыркнул и вдруг выплюнул на камень пугающе алый комок слизи.

– Я лучше умру от смеха здесь, рядом с тобой, чем в кровати в окружении шестерых молящихся священников, – сказал Йен. – Хотя вряд ли мне так повезет. – Он протянул руку. – Ладно, давай его сюда.