Юрий Леляков - Красные сферы (часть 1)

— Я старший лейтенант милиции Меркурьев, — раздался незнакомый голос. — Скажите, этот товарищ был у вас на излечении?

— Был. А что такое?

— Милиция установила, что тогда он был отравлен эрготамином. Вместе с ним эрготамин принимали, приняв за средство от кашля, ещё два человека. Они находятся у вас. С его помощью мы должны опознать их и увезти с собой на время для дачи показаний.

— Ах, вот оно что… Тогда идите в 27-ю палату. И, кстати, могли бы говорить прямо. А я сейчас принесу их одежду и позвоню Этамиеву, что всё идёт как надо…

У Ромбова даже дух перехватило. Заведующая отделением — агент инопланетян! Сейчас их освободят…

— Собирайтесь, — сказал Меркурьев, входя в палату…

Поверх одежды по предложению Меркурьева они одели что-то похожее на лёгкие скафандры. Меркурьев объяснил, что это костюмы с электроподогревом.

У крыльца больницы их ждала странная машина. Она напоминала увеличенный вдвое гоночный автомобиль, вместо колёс поставленный на широкую гусеницу без поперечных рёбер с двумя лыжами впереди… У неё только лобовое окно было… окном, а остальные, включая заднее, были иллюминаторами. Рядом с машиной, представлявшей собой, очевидно, многоместные пассажирские мотонарты, стоял инопланетянин, похожий на Этамиева.

— Вы и есть Рашиоль? — спросил Ромбов, не поздоровавшись.

— Да, я Рашиоль Горхембара Хайшени…» (Как уж услышалось!)

«…Внутри снегоход был очень похож на пассажирский самолёт АН-24, только кресла были тёмно-синего цвета со светлыми дымчатыми разводами. Расположенными как бы внутри их полупрозрачных спинок. Посреди широкого коридора стоял стол, окружённый такими же креслами, но уже не синими, а зелёными. На одном из них сидел Фай Чжитао…» (снова — уже так?) «…на другом, рядом с ним — ещё не знакомый Ромбову агент инопланетян. Увидев вошедших, он поднялся из кресла.

— Вы и есть следователь Фёдор Ильич Ромбов…» (Да, другие имена!) «…Будем знакомы… Меня зовут Юлиан Тургаев. Юлиана Павловича Трепыха, сына бывшего секретаря поселкового парткома и студента райцентровского пединститута, болше не существует. Он умер и похоронен на Васяцьском кладбище.

У Ромбова вдруг появилось непреодолимое желание расспросить всех про их тайны. Начать он решил с Зорина…

— Как я жил в Америке? — ответил Зорин на вопрос Ромбова. — Отвратительно! Родственники, которые зазвали к себе в Штаты, просто указали на дверь, будь они прокляты. И ещё заявили, что меня никто не обязан трудоустраивать. Тут я и понял, чего стоят их письма о сладкой американской жизни. Им там жилось хорошо, потому что они гангстеры…» (?) «…Ну, стоял я несколько дней в очереди на бирже труда, а тут все деньги кончились. И так захотелось на Родину! И границу перейти нельзя… в Канаде всё то же самое. Решил вернуться через советское консульство, но не успел — из-за какой-то забастовки, которой и не видел, попал в тюрьму, где мне пришили статью об убийстве полицейского. Как я собирался бежать. вы знаете. Хорошо, что про меня узнали инопланетяне. Я исчез ещё до того. Как охранник выстрелил в машину…

— А про лифт вы знаете? — поддержал разговор Кременецкий…» (Да… сам Родион — там!) «…— Просто удивительно, почему только вы трое, включая Ялларабова, поверили в моё исчезновение, а остальные доблестные стражи порядка только разводили руками. А вообще-то вы знаете, как я исчез?

— Знаем. И про ваши секретные бумаги знаем. Инопланетная техническая документация?

— Совершенно верно. Когда видишь её, просто дух захватывает! — с восхищением ответил Кременецкий. — Тому, кто не видел коммунизма, трудно понять, каких вершин в развитии техники может достичь человечество, свободное от преступности и войны.

Смешанное чувство охватило Ромбова…»

(Некий перерыв?)

«…Через минуту Тургаев… открыл в боковой стене нишу, вставил кассету в щель, предварительно повернув её в руках, и что-то нажал. Тут же не на дверце ниши, а прямо перед ней возникло объёмное изображение зала заседаний областного суда. На скамье подсудимых сидели — Ромбов и Устрялов не поверили своим глазам — Замесилов и Трепых…»

(Да, вот они — реальные!)

«…— Свидетель Юлиан Павлович Трепых! — вызвал судья.

В кадр вошёл Тургаев.

— Вы учились в Мысинской школе с 1973 по 1983 год. Что вы можете сказать о ней?

— Могу сказать только то, что учиться там было отвратительно. Тогда я не понимал, а теперь понимаю: там было хорошо только тем, чьи родители могли хорошо заплатить учителям за хорошие оценки на экзаменах. Вот только непонятно, на что шли эти взятки… Сейчас вот много говорят о том, что школы в наше время оснащены электроникой, а у нас никакого оборудования не было. Даже не помню, чтобы там хоть раз показывали опыт по физике или химии. Никакой ориентации по интересам… за исключением радиокружка, где две недели подряд собирали одни только приёмники и ничего больше. Именно потому я и не устраивался никуда на работу, что не знал, к чему у меня должна лежать душа…

…— Как, на ваш взгляд, глубокие знания имели ваши соученики?

— Да где там! Я уже сказал, что хорошие оценки выставлялись за деньги. А на выпускном экзамене по математике разрешали списывать, чтобы мы не провалились. Получается что-то вроде эстафеты: выпускники школы с купленными пятёрками идут в пединститут, там из них делают никудышних учителей и присылают обратно в Мысю…»

(Но за махинации в школе под судом — инженер пивзавода?)

«…— Ведите себя достойно! — произнёс судья как можно громче, чтобы заглушить захлёбывающийся от смеха зал. — Итак, свидетель, что вы можете сказать о своём отце?

Трепых вздрогнул и застыл с таким выражением лица, какое бывает у трупа. Тургаев не обратил на это никакого внимания и спокойно продолжал свои показания:

— Сейчас он, наверно, жалеет, что не родился в домостроевские времена. Не знаю, помнит ли кто-нибудь, а я вот помню, как он устраивал дома жуткие скандалы, а мы с бабушкой запирались в уборной. Он тогда думал, что я ещё ничего не понимаю — это ведь было 12–14 лет назад — а я всё запомнил и теперь знаю, как это надо истолковать. Он постоянно говорил, что все настраивают его против меня. Я уже тогда не уважал его, а даже просто ненавидел за его постоянную злость.

— А зарплата, которую я приносил домой? — выдавил Трепых…»

(Ах, и… вот кто был — в виртуальных воспоминаниях Хельмута!)

«…— Зарплату приносить может всякий, — ответил Тургаев. — Все нечестные люди думают о том, что этого достаточно для семейной жизни…

— А что было, когда вы учились в школе? — спросил судья.