Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Свет сменился тьмой. Появившийся в круге света месье Луаяль объявил следующий номер: «Дамы и господа, перед вами мастер гипноза!» Означенный виртуоз оказался низеньким субъектом в черном смокинге. Он вызвал из публики трех добровольцев. Под испуганный ропот к нему спустились трое юнцов.

Гипнотизер заглянул им в глаза, счел готовыми к следующей стадии и предложил первому из трех испытать муки палящего зноя. Парень поспешно разделся, прожектор высветил на его лице и на груди крупные капли пота. Аплодисменты. Второму молодому человеку было велено превратиться в обезьяну. Тот вполне естественно упал на четвереньки и так описал круг по арене, издавая крики шимпанзе. Гипнотизер наградил его бананом, который был благодарно сожран на глазах восхищенной публики. Аплодисменты. Гипнотизер объяснил в микрофон, что действует сугубо убеждением, выявляя природные склонности зрителей цирка. Третьего добровольца он убедил совершить путешествие вспять во времени и представить себя последовательно подростком, ребенком, новорожденным. Доброволец послушно встал на четвереньки и залепетал, как младенец, засунул в рот палец, а потом край рубашки, как соску. Гипнотизер попытался вырвать у него изо рта ткань, но подопытный заревел, получил «соску» обратно, чем счастливо и удовольствовался. Аплодисменты.

Свет. Темнота. Месье Луаяль объявил завершающую часть программы – воздушных акробатов. Коверные вынесли инвентарь, трио гордо вышло на арену.

В роли Тарзана солировал Анджело Ринцули, следом за ним выбежал Кинг-Конг в потертом синтетическом мехе, третьей появилась стройная Джейн с выставленными почти напоказ обильными прелестями, обвитыми мишурой и увешанными звенящими монетками. Месье Луаяль потребовал аплодисментов, предупредив, что бесстрашные акробаты будут выступать без страховки.

– У меня нехорошее предчувствие, – сообщил шепотом Исидор Каценберг.

– Бросьте, это не дешевый роман, – отмахнулась Лукреция. – Убивать Анджело не найдется желающих.

Фанфары. Под звон тарелок троица ринулась вниз, перелетая с трапеции на трапецию и всякий раз в последний момент хватаясь друг за друга под восхищенные испуганные крики зрителей.

– Приближается опасный момент! – предупредил в микрофон месье Луаяль. – Сейчас Анджело Ринцули совершит двойное воздушное сальто, оно же «прыжок ангела», названый так в честь его небесного тезки, ибо один он способен на такие гибельные пируэты!

– У меня нехорошее предчувствие, – упрямо повторил Исидор Каценберг.

Барабанщик оркестра сыграл сольную партию.

– Да не волнуйтесь вы! – сказала Исидору доктор Ван Лисбет. – Анджело – профессионал. Я уже много раз присутствовала при этом номере. Он несравненный мастер!

Анджело Ринцули принял под куполом стойку, выпрямив ноги и скрестив руки на груди. Последовало грациозное двойное обратное сальто, и когда затаившая дыхание публика решила уже, что Тарзан камнем падает вниз, его умело поймал на лету Кинг-Конг.

В аплодисментах слышалось большое облегчение.

– Вот видите, ваш пессимизм был необоснованным.

– Чем дальше, тем опаснее! – продолжил пугать публику месье Луаяль. – Сейчас вам покажут тройной «аксель» с прыжком вперед «рыбкой». Другое название трюка – «прыжок смерти»!

Тишина. Барабанный рокот. Анджело забрался на трапецию с напряженной улыбкой. Он совершил заявленный кульбит, вытянул руки, Кинг-Конг тоже. Произошел захват.

Бурные аплодисменты.

На этот раз фанфары прозвучали весело, обозначая спад напряжения. Трое акробатов, как по инерции, все еще летали под куполом. Анджело Ранцули, видимо, чувствовавший себя в отличной форме, показал месье Луаялю жестом, что сейчас исполнит самый свой коронный номер – вертикальную «бочку».

Снова грозный барабанный рокот. Публика, уставшая зря дрожать и тянуть шеи, уже утратила интерес к происходящему под куполом, у них над головами. Малые дети просили есть, мамаши копались в сумках. Анджело выждал, прыгнул, сделал кувырок, вытянул руки. Его партнеры находились теперь дальше, чем при предыдущих номерах. Кинг-Конг вытянулся, как мог, чтобы поймать Тарзана.

Четыре руки должны были сойтись – две обезьяньи с двумя человеческими. Вся сцена походила на фреску Микеланджело в Сикстинской капелле: Бог, простирающий указующий перст и тем наделяющий человека знанием. Человек тоже тянулся пальцем к обезьяне. Композиция была аллегорическая, даром что спасителем выступал поддельный примат в нейлоновой шкуре.

Руки должны были соприкоснуться и почти соприкоснулись. Но в последнее мгновение, когда это уже должно было произойти, обезьяна уклонилась. Заметить это движение было почти невозможно, и все же публика испуганно ахнула.

Анджело Ринцули удивленно расширил глаза, ища взгляд под обезьяньей маской, чтобы понять, почему так вышло, и увидел в прорезях маски что-то сильно его удивившее.

Тарзан упал.

Этот Ангел не умел летать. Он разбился об арену, огласив цирк тупым звуком дробящихся костей.

Исидор и Лукреция бросились вниз.

Анджело узнал их и успел улыбнуться.

– Рад… что вы… от этого отвертелись…

Он еще раз улыбнулся, потом захрипел и выплюнул сгусток крови. Поднеся ко рту ладонь, он увидел кровь, испугался, потом еще раз засмеялся странным смехом.

– Тайна… останется тайной… Они никому не покажут… пальцы.

Он хихикнул, кашлянул, выплюнул кровь, закрыл глаза. Лукреция тряхнула его за плечо.

– Где пятипалая нога?

Анджело распахнул глаза и окинул ее затуманенным взглядом.

– Деревья…

– Какие деревья?

– Деревья прячут свои корни под землей.

Исидор и Лукреция силились понять подсказку.

– Может, он имеет в виду, что корни человечества обязательно должны остаться скрытыми? – предположила девушка.

Прибежали санитары, чтобы везти неудачливого акробата в отделение неотложной помощи. Положив его на носилки, они почти бегом понесли его с арены, расталкивая толпу любопытных, которых всегда манит чужая смерть. Журналисты торопились за ними сквозь толкотню. Лукреция нагнулась на бегу к носилкам.

– Скорее, скорее! Умоляю, скажите, где нога? Говорите, вам больше нечего терять!

Видимо, Анджело Ринцули уже понял, что ходу событий ничто больше не помешает, поэтому указал куда-то вглубь шатра.

– В моем… фургоне. Под… корнями бонсаи.

После этих слов беднягу скрутила предсмертная судорога.

Журналисты метнулись к фургону посреди стоянки, на котором была цифра 66 и табличка: «Анджело Ринцули, акробат». Дверь фургона успели взломать до них, внутри все было перевернуто вверх дном, деревце бонсаи валялось среди осколков горшка.

Они выскочили наружу. Вор не мог уйти далеко. Скоро впереди показалась бегущая фигура с коробкой под мышкой. Лукреция оседлала свой мотоцикл и через минуту, к своему великому изумлению, узнала отца Матиаса, священника, летевшего с ними из Парижа в Дар-эс-Салам. Спрыгнув с мотоцикла, она повалила святого отца на землю. Тот отчаянно сопротивлялся, вращая безумными глазами, как загипнотизированный.