Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Она привела их в комнату с клетками, замки которых были похожи на замки клеток с шимпанзе бонобо. Стоило ей посадить в клетку поросенка, как он провернул колесики с символами, составив фразу: «Я иду к тебе». Дверца открылась, и поросенок бросился лизать хозяйке руку.

– Максимилиан – самый стремительный и умный из моих бонобо!

Лукреция стала листать исписанные страницы блокнота.

– Но ведь это противоречит проповедуемому вами ламаркизму! В прошлый раз вы утверждали, что примата превратила в человека среда.

Специалистка по трансплантации призналась, что в прошлый раз огласила только половину своей теории происхождения человека.

– Открытие профессора Аджемьяна идет гораздо дальше. Оно показывает, что решающими не обязательно оказываются мощные течения, пронзающие биологический вид. Порой для изменений в нем бывает достаточно воли одного индивидуума.

– Одного-единственного? – поразилась Лукреция.

– Представьте, да! Одной особи под силу изменить поведение целого стада, а значит, всего ее вида.

Она вымыла руки в маленькой раковине.

– Вопреки принятому мнению, я думаю, что самая отъявленная мелочь может приводить к серьезнейшим последствиям. Капля воды может переполнить океан.

Лукреция Немрод разгладила страницу в блокноте, на которой раньше зафиксировала теорию Ван Лисбет, и, наказав себе внести потом дополнения, записала: Теория Ван Лисбет (продолжение): «Одной индивидуальной воли достаточно для изменения мира».

Хирург призвала в свидетели своих гостей.

– Один самец примат покрыл свиноматку – и мутировал целый вид. Гибрид, родившийся от этого соития, сумел выжить и размножиться, поэтому случайные генетические свойства, созданные этим спариванием, подарили миру целый вид. Этот вид, в свою очередь, принудил к мутации все свое окружение и, быть может, еще заставит мутировать всю вселенную. Одна капля – и выходит из берегов целый океан!

Они вдруг осознали очевидное: достаточно было самой малости – и на земле жили бы только обезьяны и свиньи.

И ни одного человека…

ПЕРВЫЙ СЫН чувствует острый голод.

Охотиться непросто. Он еще не научился ловить животных. В семейной пещере добыча валилась с неба, и падение отшибало ей мозги.

Там, внизу, кормиться было легко. Здесь, наверху, добыча к себе не подпускает.

Он преследует страуса, но недолго. Грациозное пернатое запросто убегает, показывая и спринтерские, и стайерские качества. Он задыхается и должен отстать.

Вынужденная смена стратегии.

Он пытается поймать детеныша носорога и в испуге бросается наутек от мамаши, наставившей на него рог.

Побит недавний рекорд скорости, но голод не тетка. Бег лишает сил.

Он чувствует, что действует неправильно. Если бы природа замыслила его быстроногим существом, то снабдила бы более длинными и мускулистыми нижними конечностями. Вертикальная стойка, которую он машинально принимает, не очень годится для бега, так как он совсем не аэродинамичен и плохо бежит против ветра.

ПЕРВЫЙ СЫН бредет по степи.

Ведь что противнее всего: у него впечатление, что дичь убегает от него не только как от хищника, но и как от конкретной особи. Можно подумать, что он в глазах всех – форменное чудище, никто не желает приближаться к такой твари.

Еще удивительнее, что его не преследуют хищники. Его плоть не привлекает ни львов, ни леопардов, ни гиеновидных собак. Даже змеи его не кусают, тарантулы тоже. Комары жужжат на почтительном отдалении, мухи его облетают.

Он подозревает, что все они знают о его преступлении. Или ему присущ особый запах? Все остальные никак не определят его место среди знакомого зверья.

ПЕРВЫЙ СЫН жует корешок. Выбравшись из ямы, он за неимением лучшего ест одни корни. У растений по крайней мере нет ни глаз, ни носа. Корень не выносит суждения на ваш счет.

Солнечный свет все еще его угнетает. Он решает днем спать на дереве или в какой-нибудь дыре в земле, а ночью пытаться охотиться. Так он надеется ловить животных, сморенных сном.

Он подкрадывается к неподвижной ящерице. Как только он ее касается, она убегает. Нет, так не пойдет. Так же неудачно кончаются его попытки поймать сову, мелкого грызуна, даже слизняка. Нехватка протеинов ощущается все сильнее.

ПЕРВЫЙ СЫН опасается, что обречен до конца своих дней питаться кореньями. Это будет явный шаг назад в эволюции. Его предки давным-давно начали разнообразить свое меню мясом, негоже ему деградировать в травоядное. Он должен любой ценой раздобыть себе мясо. Но как его поймаешь, когда оно при твоем приближении сразу убегает?

Однажды ПЕРВЫЙ СЫН натыкается на полуразложившуюся тушу жирафа. Похоже, на ней уже попировали падальщики. Решение найдено! Мясцо, ясное дело, с изрядным душком, зато это мясо, причем готовое к употреблению.

Он хватает кость, на которой еще чернеют сухие вонючие волокна, и тащит в рот. Сначала он чувствует вкус мяса, и только потом – гадкий привкус гнили. Он не оставляет попыток. Это важный этап. Он знает, что такое питание отбрасывает его назад, равняет со стервятниками, но по крайней мере закрепляет среди плотоядных. Главное, он жив и не так голоден.

Сначала выжить, подумать можно потом.

Он поднимает голову. В пещере потолок был ближе. После того как он оттуда вышел, все стало для него недосягаемым. В том числе звезды.

Рокот барабанов, звон цимбал. В шатре Зимнего цирка Парижа прожектора сияли, как раскочегаренные звезды. Некий месье Луаяль в костюме с блестками вышел на арену под жидкие аплодисменты.

Телевидение и кино изрядно потеснили живое зрелище. Кроме школьников, бесплатно посещающих цирк по договору с муниципалитетами, и немногочисленных ностальгирующих по усладам былых времен, сюда пришли только Исидор Каценберг, Лукреция Немрод и Соланж Ван Лисбет, но они ждали конца представления, когда в фургоне Анджело Ринцули под номером «66» должен был состояться аукцион. На нем выставлялась та самая пятипалая конечность.

Погас свет, грозно зарокотали барабаны, пронзительно звякнули цимбалы, раздались фанфары, ребятня радостно захлопала в ладоши. Месье Луаяль объявил заготовленные номера.

Мужчины в черных фартуках расставили на арене просторные клетки. Укротитель в алом трико с золотыми позументами вышел на арену под конвоем из двух львов и трех львиц. Повинуясь его хлысту, конвой стал прыгать в подставленные им кольца. Потом звери выстроились цепочкой в углу. Ассистентка в короткой юбочке зажгла кольцо, и хищники друг за другом прыгнули в огонь. Барабанный рокот, щелканье кнута. Самый крупный лев упал перед укротителем на колени и широко разинул пасть. Укротитель засунул туда голову, и зверь не сомкнул челюсти, хотя мог бы. Его безумный взгляд подсказал Исидору и Лукреции, что лев только и ждал повода, чтобы свести счеты с этим типом, давно не оказывавшим ему положенного уважения. Человек убрал голову из пасти зверя и сорвал аплодисменты.