Лоис Буджолд - Братья по оружию

Одно это – достаточная причина для комаррских подпольщиков убить обоих. Но существование – боже, только не клона! – Майлза-два наводило на мысль, что очернение Галени, случившееся милостью Майлза, была для комаррцев лишь побочным эффектом, хоть и удачным. Интересно, проявят ли они должную благодарность?

– Итак, вы отправились на встречу с этим человеком, – подсказал Майлз. – Не захватив с собою ни сигнального устройства, ни охраны.

– Да.

– И вас тут же похитили. А еще критикуете, как я отношусь к безопасности!

– Да. – Галени открыл глаза. – В общем, нет. Сперва мы вместе пообедали.

– Вы сели с этим парнем обедать? Или… она была хорошенькая? – тут Майлз вспомнил, какое местоимение употребил Галени, обращаясь с колкими репликами к осветительной арматуре. Нет, не хорошенькая.

– Вряд ли. Но он попытался меня подкупить.

– И преуспел?

В ответ на испепеляющий взгляд Галени Майлз пояснил: – Превратив тем самым этот разговор в штуку для моего блага.

Галени скривился – то ли от раздражения, то ли кисло соглашаясь. Подделки и оригиналы, правда и ложь, как их здесь отличить?

– Я сказал ему, чтобы он шел сам знаете куда, – это Галени произнес достаточно громко, чтобы осветительная панель не упустила сказанного. – За время нашего спора я должен был сообразить, что он уже наговорил мне слишком много, чтобы осмелиться меня отпустить. Но мы обменялись заверениями, и я повернулся к нему спиной… дал чувствам затуманить разум. А он – нет. И вот я здесь. – Галени оглядел узкую камеру. – Однако ненадолго. Пока он не справится с приступом сентиментальности. Что он, в конечном счете, и сделает. – Брошенный в этих словах вызов адресовался световой панели.

Майлз втянул сквозь зубы холодный воздух. – Должно быть, этот старый знакомый был весьма убедителен и настойчив.

– О, да. – Галени вновь прикрыл глаза, словно собирался сбежать в сон от Майлза, да и от всей этой путаницы тоже.

Скованные, неуклюжие движения Галени наводили на мысль о пытках… – Вас убеждали передумать? Или устроили жесткий допрос по старинке?

Галени приоткрыл глаза и чуть коснулся лилового кровоподтека под левым. – Нет, для допросов у них есть фаст-пента. Необходимости прибегать к физическому насилию нет. Я проходил через допросы раза три-четыре. Теперь практически не осталось ничего такого, чего бы они не знали о системе безопасности посольства.

– А синяки тогда откуда?

– Их я заработал в попытке к бегству… вчера, кажется. Могу вас заверить: те трое, что меня изловили, смотрятся еще хуже. Должно быть, они еще надеются, что я передумаю.

– А вы что, не могли прикинуться, что готовы на сотрудничество – хотя бы до тех пор, пока не удалось сбежать? – раздраженно спросил Майлз.

Галени свирепо сощурился. – Никогда, – прошипел он. Но приступ бешенства иссяк вместе с тяжелым вздохом. – Думаю, стоило бы. Но теперь уже поздно.

Уж не перепуталось ли все в мозгах капитана от их препаратов? Если прежде бесстрастный Галени позволил эмоциям до такой степени влиять на собственный рассудок… ну, это должны быть чертовски сильные эмоции. Глубинные установки, с которыми интеллект ничего поделать не в силах.

– Не думаю, что на мое предложение о сотрудничестве они купятся, – мрачно заметил Майлз.

Голос Галени вновь приобрел свою обычную протяжную медлительность. – Вряд ли.

– Верно.

Помолчав несколько минут, Майлз заметил: – Знаете, клоном он быть не может.

– Почему нет? – спросил Галени.

– Любой клон, выращенный из клеток моего тела, должен выглядеть… ну, скорее как Айвен. Шести где-то футов росту и без… деформированной спины. С добрыми славными костями, а не этими меловыми палочками. Если только, – ужасная мысль! – медики не лгали мне всю жизнь насчет моих генов.

– Его тело должны были деформировать с соответствии с вашим, – задумчиво предположил Галени. – Химически, хирургически или обоими методами сразу. С вашим клоном это сделать не труднее, чем с любым другим хирургическим конструктом. Может, даже легче.

– Но ведь все, что со мной стало, было волею случая. Даже лечение было экспериментом, и мои врачи до самого конца не знали, что у них выходит.

– Наверное, получить точную копию было хитрой задачей. Но отнюдь не неразрешимой. Возможно… индивидуум, которого мы видели, представляет собой последнюю из серии попыток.

– А что они тогда делали с бракованными экземплярами? – ужаснулся Майлз. Перед его воображением предстала вереница клонов, точно картинка обратной эволюции: регрессирующих от айвеноподобного кроманьонца через утерянное промежуточное звено к шимпанзе-Майлзу.

– Думаю, избавились от них. – Голос Галени был мягок и высок; он не сколько отрицал этот ужас, сколько бросал ему вызов.

У Майлза засосало под ложечкой. – Какая жестокость!

– О, да, – тем же мягким тоном согласился Галени.

Майлз попытался найти логическую связь. – В этом случае, он – клон – – … мой брат-близнец , твердо додумал он мысль до конца, – должен быть значительно моложе меня.

– На несколько лет, – согласился Галени. – Предположительно, на шесть.

– Почему на шесть?

– Арифметика. Вам было около шести, когда закончилось комаррское восстание. Именно тогда этой группе пришлось сосредоточить свое внимание на ином, не столь явном плане нападения на Барраяр. Раньше эта идея их бы не заинтересовала. А случись это сильно позже, и клон был бы сейчас слишком юн, чтобы занять ваше место, даже если ускорить его рост. Слишком юн, чтобы исполнить эту роль. Похоже, он какое-то время должен не только выглядеть, но и действовать как вы.

– Но почему вообще клон? Почему мой?

– Я считаю, он предназначен для какой-то диверсии, к которой будет приурочено восстание на Комарре.

– Барраяр никогда не отпустит Комарр. Никогда. Вы – наши главные ворота.

– Знаю, – устало отозвался Галени. – Но кое-кто скорее потопит собственные купола в крови, нежели научится чему-то у истории. Или вообще научится. – Он невольно глянул на светильник.

Майлз сглотнул, собрал всю свою волю и в наступившей тишине произнес: – Как давно вы знаете, что ваш отец не подорвался на той мине?

Взгляд Галени метнулся к нему; тело окаменело, затем расслабилось, если это судорожное, неровное движение можно назвать расслаблением. Но ответил он всего лишь: – Пять дней. – И после паузы добавил: – А откуда знаете вы?

– Мы взломали файлы вашего личного дела. Он был единственным вашим близким родственником, по которому не осталось заключения патологоанатома о смерти.

– Мы считали, что он погиб. – Голос Галени был отстраненным, ровным. – Мой брат точно погиб. Барраярская безопасность приходила за нами с матерью, чтобы мы опознали то, что от него осталось. А осталось мало. Было нетрудно поверить, что от отца, бывшего – по свидетельствам – значительно ближе к эпицентру взрыва, не осталось буквально ничего.