Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч. Голубой человек

- Ну, разве только если начальство, - согласился Антошин. - А я тут при чем? Я человек приезжий, смирный. Мне на работу надо становиться, пропитание себе зарабатывать…

- Вот дурья голова! Как раз об этом с тобой и толкуют. Хочешь, пока на работу поступишь, подработать?… И на хлеб хватит, и на квас, и на сало. И на воду-лимонад, и на фруктовую карамель, и на вино… И с бабами всласть погуляешь.

- А чего такого с меня требуется? - спросил Антошин.

- К этому Конопатому будут всякие люди ходить, - снова зашептал Сашка. Требуется установить, что за люди, куда от него уходят. И мне потом докладать. А уже я - по начальству… Понял?…

- А это почему за ними следить? - спросил Антошин, с трудом удерживаясь, чтобы не разбить в кровь приторно ласковую Сашкину физиономию.

- А может, они тоже государственные преступники, вот почему, - терпеливо объяснил Сашка, вздрагивая каждый раз, когда мимо них кто-нибудь проходил. Ежели они преступники, бунтуют, то надо, конечно, проследить, где кто проживает. Тогда их можно будет взять под арест… - Он заметил хорошо разыгранное недоумение на лице своего собеседника и пояснил: - Ну, посадить их в тюрьму, потом под суд и в Сибирь: на каторгу, чтобы не мутили православных христиан. Теперь тебе понятно?

- Теперь понятно, - согласился Антошин. - А я тут при чем? Тебе это еще более понятно, ты их и проследи.

- Мне нельзя! - горячо отвечал ему Сашка. - Стал бы я с тобой доходами делиться, кабы мог сам! Да мне нельзя. Уже он знает, что я в сыскном работал. Уже ему какая-то сука про меня набрехала… И потом, я из себя мужчина приметный, образованный, а ты, наоборот, неприметный, одним словом, деревенщина. Рязань косопузая… Да ты не обижайся! Я тебя деревней не со зла называю, а так, к слову…

- Я не рязанский, я московский, и обижаться мне на тебя не стоит, медленно протянул Антошин, лихорадочно обдумывая, что лучше - отказаться под благовидным предлогом или, в интересах Конопатого и революции, согласиться. А мне за это что будет? Какая награда?

- Деньги тебе будут! - жарко зашептал Терентьев, - Очень большая масса денег!… Пять рублей!… Даже шесть!… Ну как?

- Боязно мне, - сказал Антошин. - Еще зарежет.

- Да не зарежет он тебя, - стал его успокаивать Сашка. - Очень ему нужно таких, как ты, резать. Ты для него будешь вроде как пар, и всё…

- Боязно мне, - повторил Антошин с сомнением. - Разве что для начала попробовать… Только ты мне как, деньги вперед дашь?

- Сейчас не дам. Не буду врать. Не при деньгах я сегодня. А придешь ко мне с первым докладом, сразу дам тебе задаток… Я тебе сразу полтинник отвалю… Даже целковый… Желательно тебе получить такую сумму денег? Ты сказывай, не стесняйся.

- Желательно, - протянул Антошин, - только боязно… Смотри, если ничего у меня не получится - не сердись…

- Получится у тебя, голову даю отсечь, получится. Ты парень толковый.

- А ты меня не обманешь? - совсем уже вошел в роль Антошин.

- Ну как ты, Егор, сомневаться можешь! Ай-яй-яй! - закачал на него головой Сашка, довольный, что дело на мази. - Разве я похож на жулика?

- Похож, - с почти клиническим простодушием промолвил Антошин, глядя прямо в глаза Сашке. - Ты ужасно хитрый.

- Что хитрый, это верно, - согласился Сашка. - Без этого в нашем деле нельзя. Хитростью кормимся. А что я на жулика похож, так это ты говоришь исключительно по своему невежеству. Вам, деревенским, всякий городской жуликом кажется… Значит, по рукам?

- Разве что попробовать, - сказал Антошин. - Только, чур, не получится у меня, не сердись.

- Не буду, не буду! Честное мое тебе благородное СЛОВО!

- Смотри не забудь, обещал для начала рубль! - напомнил ему Антошин.

- Считай, он уже у тебя в кармане… Ой! - тихо вскрикнул Сашка и потащил Антошина за угол, в Сытинский переулок. - Видишь, во-он там, со Страстной, идет этот самый Конопатый… Так ты ему пойди навстречу, поздоровайся, играй из себя дурака. Понятно?

- Понятно, - сказал Антошин. - Только мне ужас как трудно из себя дурака разыгрывать. А вдруг не получится?

- У тебя получится, - успокоил его Сашка, и на лице его мелькнула презрительная ухмылка. - Чего-чего, а это у тебя получится первый сорт. Спросит он у тебя, чего ты с ним здороваешься, отвечай - мы с вами, барин, дескать, на одном дворе проживаем, и я к вам, дескать, барин, имею самое полное благодушие. Ты с ним разговаривай с самым что ни на есть громадным уважением, будто он не каторжник, а, скажем, околоточный надзиратель или, скажем, богатеющий купец первой гильдии… Смотришь, разговоришься, познакомитесь, и дело пойдет аккурат как надобно… Да ну, иди, поторапливайся, а то как бы не упустить его…

- Боязно мне, ох боязно! - снова проговорил Антошин. - Ужасно я волнуюсь…

Он действительно очень волновался, и Сашка, поняв это волнение по-своему, был в высшей степени удовлетворен. Проследив из-за угла, как Антошин шел навстречу Конопатому и как они наконец встретились, Сашка удовлетворенно потер руки: дело было на мази.

Они встретились у ворот их дома. Словесный портрет Конопатого, который Сашка по всем правилам филерской техники дал Антошину, оказался довольно точным, хотя и неполным. Антошин увидел молодого человека лет двадцати пяти двадцати шести. Он был долговяз, худ, в черной поношенной шляпе, из-под которой на затылке выглядывали густые пепельного цвета волосы. Его желтоватое лицо с острыми красными скулами было щедро покрыто оспинами, а тонкие, хрящеватые и почти прозрачные уши были и на самом деле прижаты к голове. На нем просторно висело длиннополое потертое черное пальто с поднятым по случаю стужи негреющим узким плисовым воротником. Зеленый шарф, обмотанный вокруг шеи, как бы подчеркивал нездоровый цвет его лица. Но Сашка ничего не упомянул о глазах Конопатого. А глаза на его заурядном лице были необыкновенные умные, острые, решительные, добрые и очень невеселые.

- Здравствуйте! - сказал Антошин, превозмогая волнение, и снял шапку. (Он уже успел приметить, как крестьяне здороваются с господами.) - С Новым вас годом, с новым счастьем! - Антошин снова глянул на его желтое лицо и добавил: - Желаю вам доброго здоровья и долгих лет жизни!

- Спасибо. И вас также, - ответил с явным недоумением Конопатый. -…А разве мы с вами знакомы?

- Мы с вами проживаем на одном дворе, - справился наконец Антошин со своим голосом. - Только вы в меблирашках, а я в воротах, в подвале… Я у сапожника проживаю, у Степана Кузьмича… Я племянник его жены Ефросиньи Авксентьевны… Может быть, знаете?…

- Очень приятно, - равнодушно промолвил Конопатый, поклонился и вошел в ворота.

Антошин с шапкой в руке пошел за ним следом.