Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч. Голубой человек

- На! - сказал он. - Это тебе от меня вроде как медаль… Ну и отчаянный же ты, дьявол! С каким человеком связался!…

Так состоялось знакомство Антошина с Ильей Фадейкиным - ткачом с фабрики товарищества Густав Миндель.

Фадейкин шел навестить земляков. Они работали за Пресненской заставой, на Прохоровской мануфактуре. Значит, ему было по пути с Антошиным.

Шли они поначалу молча. У Фадейкина без картуза здорово зябла голова. Надо было поскорее разделаться с яблоками и освободить картуз, а это было нелёгким делом: яблоки были как лед. От них ломило зубы и перехватывало дыхание. Особенно у непривычного Антошина.

- На, погрей немного голову; а то простудишься, - сказал он и напялил на оледеневшую шевелюру Фадейкина свою шапку. Фадейкину она пришлась по самые уши. Так они и пользовались ею попеременно, пока не освободился наконец и фадейкинский картуз.

К этому времени они уже вышли на площадь Старых Триумфальных ворот.

- Здорова! - похвалил ее Фадейкин. - И дом какой агромадный!

Антошину этот четырехэтажный дом был хорошо знаком: дважды привелось ему ужинать с Галкой в этом доме в болгарском ресторане «София», вместе с нею же он покупал в этом доме дорожный будильник в ювелирном магазине. Не хватало на нем только длинной, во весь фасад, на коньке крыши неоновой вывески, сулившей заманчивые выигрыши по трехпроцентному выигрышному займу. Через переулок, на углу Оружейного переулка и Тверской-Ямской белел двухэтажный дом, в котором через много лет обосновался Кукольный театр.

В остальном площадь была совершенно неузнаваема. Посредине, на «пятачке» с небольшой клумбой, заваленной снегом, на том самом месте, где потом поставили памятник Маяковскому, стояла дощатая, похожая на дачный нужник, водоразборная будка. Возле нее, запряженные в обледенелые низкие сани, понуро стояли водовозные клячи с торбами на поникших головах. На санях матово поблескивали обледеневшие бочки с обледеневшими толстенными деревянными затычками. На месте кинотеатра «Москва» чернел одноэтажный деревянный амбар с навесом и вывеской: «Торговля овсом и сеном». Рядом с ним, до самой Тверской-Ямской, прижались друг к дружке три невзрачных двухэтажных домика. В одном была мелочная лавка, в другом - керосиновая.

По другую сторону площади не было еще ни здания Зала Чайковского, ни стоявшего раньше на его месте театра «Зон», ни здания цирка, в котором Антошин, опять-таки с Галкой, не раз бывал, когда там помещался, Театр оперетты. Не было и сада «Аквариум». Нелепо торчали в разных концах площади деревянные телеграфные столбы с белыми чашечками изоляторов.

И все же по отдельным домам, по общему контуру можно было признать в площади Старых Триумфальных ворот будущую площадь Маяковского. Но никто, никогда и ни по каким приметам не признал бы Большую Садовую в той улице, на которую свернули Антошин с Фадейкиным. Утыканная через каждые двадцать саженей телеграфными столбами, с невысокими каменными тумбами, отделявшими узенькие тротуарчики от очень узкой (раза в три уже той, к которой с детства привык Антошин) проезжей части, она прятала свои низенькие, все больше одноэтажные дома в глубине обширных палисадников, огражденных от тротуара невысокими деревянными изгородями, а то и дощатыми заборами. На самом углу, там, где когда-то Антошин не раз стоял в очереди в ожидании билетов в театр «Современник», покосилась от времени и непогоды дощатая полицейская будка, еще более водонапорной походившая на дачный нужник. Возле нее лениво стоял городовой, спокойный, важный, скучный, как осенний дождик.

- Хороша! - похвалил Фадейкин Большую Садовую. - Садов-то, садов… Ровно как в деревне! Ей-богу!…

С яблоками было уже покончено, картуз снова грел ему голову, с веселым человеком познакомился. Настроение у Фадейкина было по этому случаю самое приятное.

- Да, - согласился Антошин, - не шибко столичный вид… Есть у тебя свободное время, Фадейкин?

- Времени, у меня сегодня хватает! - сказал Фадейкин. - Мне на фабрику надо к восьми часам… Прямо некуда мне нынче времени девать.

- Хочешь, зайдем со мной к одному человеку?

- Сродственник?

- Нет, не родственник. Ни разу его не видел и даже фамилии его не знаю.

- Угощение будет?

- Не думаю. Он меня не знает, а я его. Мне хочется посмотреть на него, потолковать. Да я ненадолго, ты не беспокойся.

- А мне чего беспокоиться? Времени у меня невпроворот. А может, мне лучше на улице подождать?… Я могу и на улице.

- Нет, давай уж лучше вместе. Веселей будет.

- О чем же ты с ним будешь толковать? Это мне непонятно. Вы же с ним не знакомы. И он тебя не звал к себе?

- Не звал. Я о нем в газете прочитал. Он о себе объявление дал, а я прочитал.

- Ишь ты, - уважительно глянул Фадейкин на Антошина, - газеты читаешь! А чего ты такого о нем в газете прочитал?

- Ищет место лакея. Хочу на него посмотреть.

- А чего на него смотреть? - удивился Фадейкин. - Что у него, два носа на личности или у него хвост растет?

- Как тебе сказать, - замялся Антошин. - Понимаешь, человек ищет место лакея. Значит, самолюбия у него, нету. Как будто нет у него возможности поступить на завод или на фабрику рабочим, или на железную дорогу, например…

- Рыба ищет, где глубже, - солидно изрек Фадейкин, - а человек, где лучше.

- А почему же ты сам в таком случае не подался в лакеи?

- Образования не хватает, - сокрушенно отвечал Фадейкин.

- А было бы у тебя образование?…

- А было бы у меня образование, - рассмеялся Фадейкин, - я бы, - он сделал небольшую паузу, - я бы пошел на железную дорогу на машиниста учиться. Очень это прекрасная специальность - машинист на паровозе!…

Они разыскали дом купца второй гильдии Вишнякова. На калитке висела дощечка: «Во дворе злые собаки» - и действительно, большая рыжая дворняга выскочила из голубой будки и трудолюбиво провожала их неискренним лаем и звоном железной цепи, пока они не вошли в парадную дверь. Оказавшись в полутемном подъезде, пахнувшем подгнившей квашеной капустой и кошками, они дернули звонок в квартиру номер один.

Им открыла лютая баба лет под сорок пять, патлатая, дебелая, в грязноватом синем ситцевом капоте, еле сходившемся на ее мощном бюсте.

- Вы что, с неба свалились? - прикрикнула она на них. - Порядка не знаете? Претесь в парадное. К нам мужики только с черного хода позволены ходить.

С черного хода дверь в квартиру госпожи Рябоватовой - так звали лютую бабу в капоте - вела на кухню.

На кухне было жарко, и дверь из нее в квартиру была широко распахнута, чтобы тепло не пропадало зря.

- Ну, чего вам? - спросила госпожа Рябоватова, окинув обоих нежданных посетителей наметанным взглядом бывалой хозяйки, сдающей внаем комнаты и углы.