Андрей Валентинов - Локи

– Беженцам в Париже наверняка плохо живется?

– Как у вас, леди, безжалостно выходит. «Наверняка»! Они в отчаянии, большинство живет хуже, чем я, к тому же сейчас ходят слухи о депортации в Рейх. Писали письма, составляли петиции – все напрасно. Стена! Мир делает вид, будто проблемы не существует. Ничего не сделать!..

– А если эмигрантам намекнуть, что такой способ есть? Когда сильно надавишь, любая скорлупа треснет. Надо, чтобы и Германия, и Франция почувствовали, ощутили на своей шкуре. Пусть даже весь мир вздрогнет! Нужен решительный, но не слишком умный человек, которого можно убедить, что лишь его жертва спасет всех остальных. Мститель за свой народ!

– Выписывайте чек, леди. Итак, кого мы будем убивать?

Вернувшись в номер, Пэл долго не вылезала из душа, затем завернулась в халат и налила в стакан присланный из ресторана шотландский виски. О коньяке не хотелось даже думать. Выпила, ничего не почувствовав, потом еще, еще…

Тетя Мири сидела тихая, курила сигарету за сигаретой. От виски отказалась, как и от ужина. Леди Палладию успокаивало лишь одно – родственница ничего не слышала, ни единого слова. Но и того, что видела, хватило.

Наконец, тетя Мири, не выдержала.

– Наплюй ты на этого мерзавца, мелкая! Подведет и ладно, найдем кого-нибудь поприличнее. У всех шпионов случаются неудачи.

Пэл плеснула виски в стакан, походя очень удивившись, отчего их на столике целых два.

– Не подведет, тетя. Этого я и боюсь.

…Надергали щепок из ящика, развели костерок, чтобы мертвецов с равелина отпугнуть, закурили. Кто-то запасливый снял с пояса флягу, по кругу пустил. Говорили мало, да считай и не о чем. Гарнизонная жизнь за день надоела, а в мире, как на Западном фронте – без перемен. Год назад Европу трясло, подпаливало огоньком, но с тех пор все утряслось. А о чем еще? В России Сталин коммунистов стреляет так, что дым идет? Вроде и не новость.

Лонжа, отпив полглотка, передал флягу дальше. Если это подполье, то Рейху бояться нечего – как и самим подпольщикам. Неуловимы они, словно ковбой из американского анекдота. Приняли резолюцию, перешли к очередным делам.

Ошибся.

– Товарищи! – дезертир Кассель встал с ящика. – Партийная ячейка КПГ выносит на рассмотрение вопрос о подготовке вооруженного восстания в крепости Горгау и Новом форте.

Сказал – услышали. Отвечать, однако, не спешили. В прошлый раз разговор шел о побегах. Постановили: избегать без крайней надобности. Не оттого, что всем прочим за беглеца достанется, а по причине полной бесполезности. Некуда! Горгау – аккурат посреди Рейха, хоть столб географический вколачивай. Поймают и вернут, но уже не в крепость, прямиком в форт.

Восстание?

Дезертир Кассель, уловив настроение, отступать, однако, не пожелал.

– Партийная ячейка считает, что повод для восстания налицо. Химические снаряды! О них только и шепчутся, офицеры деморализованы, допускают нелояльные высказывания. Такие настроения можно и нужно использовать. Всех поднять не сумеем, но полсотни товарищей с оружием могут всех прочих в казармах запереть, захватить оружие и напасть на Новый форт. А это сотни бойцов, товарищи!..

– Какие сотни? – не утерпел кто-то из «черных». – В форте двести с небольшим заключенных, у большинства срок до года, максимум до двух. Кто станет головой рисковать? А главное, дальше-то что? Жертвоприношение во имя Коминтерна?

Теперь уже зашумели. Кто-то вспомнил Бёргамор и отважного камрада Харальда Пейпера, а потом и до Лонжи очередь дошла.

– Вот камрад Рихтер, – вскочил один из «красных». – Он целую роту взбунтовал! Пусть скажет!..

Лонжа вспомнил редкий строй уцелевших, последние патроны, и спор, перед тем, как во все стороны разбежаться. Если бы им чуть меньше везло! И если бы не Агнешка!..

Улыбнулся. Освещенная софитами сцена, девушка в сером платье…

– Лонжа! Камрад!..

Вставать не хотелось, но он все-таки поднялся, поглядел в сырую темноту. Мертвецкий час наступил…

– Надо спросить товарищей из Нового форта. Если согласятся, тогда и будем думать.

И внезапно добавил совсем не к месту, всех удивив:

– Парижские каштаны, арабский кофе.

О чем дальше спорили, почти не слушал. Не в первый раз! И в Губертсгофе обсуждали, и после. Взбунтовать людей можно, но это не шахматы, где фигуры подставляют под удар. А про кофе и каштаны мысль не отпускала. Харальд Пейпер так и сказал: «На крайний случай, самый крайний. Услышат и передадут».

Случай крайний. Услышали. Но пока не отозвались.

Глушитель и масляный бак пришлось снимать и монтировать заново. Год назад, при очередной попытке реанимировать «Марка» их заменили, но Лонжа решил перестраховаться. За несколько пачек сигарет из секретного фонда соседи-механики подсобили, помогли довести до ума, пусть и без всякой охоты. В то, что танк воскреснет, не верил никто. Неудивительно! Внутри все, считай, в порядке, хоть комиссию приводи, и снаружи уставная красота. Только без двигателя никуда не уедешь. К сожалению, Foster-Daimler умер. Два раза Лонжа его останки перебирал, а потом махнул рукой.

Бесполезно!

Без двигателя в танке просторно и уютно. Пользуясь тем, что люк закрыт, Лонжа расстелил брезент и прилег, подложив под голову пилотку. Еще пару дней, и господин комендант, спохватившись, погонит в наряд. Но не это огорчало. Так и не ставший командиром взвода Август Виттельсбах уже успел все продумать. Над стариком «Марком» смеются, но пули броню не возьмут, а вместо сгинувшей неведомо куда пушки «Гочкис» можно приспособить пулемет MG 34. Тогда и о восстании можно поговорить. Крепостные ворота он взял бы на себя.

Но мотора не было, на его месте лежал он сам, мечты оставались мечтами. И когда постучали в люк, Лонжа даже обрадовался. Зовут и ладно, пора возвращаться в реальный мир. Вот только кто зовет? На обед рано, значит, начальство явилось – или Домучика бесы принесли.

– Рихтер?

Не узнал. Даже когда из люка вылез и присмотрелся. Парень его лет, высокий, плечи вразлет, под шинелью – «старая соль», лицо же знакомое, но очень смутно.

Гость усмехнулся и внезапно рыкнул:

– Га-а-азы-ы-ы!

И сразу все вспомнилось – вместе под землею были. Он при Скальпеле, парень же при лейтенанте, прибор на себе волок.

Сообразив, что узнан, «химик» стал серьезен.

– А ну-ка повтори, камрад, чего это ты про каштаны с пивом говорил?

Лонжа невольно улыбнулся. Услышали!

– Парижские каштаны, арабский кофе. Отзыв?

– Медь и сахар, камрад. А отчего так, в толк не возьму.

Специальный представитель штаба Германского сопротивления развел руками. Не объяснять же связному, что они обсуждали с камрадом Пейпером заварку кофе в медной турецкой джезве!