Андрей Валентинов - Локи

Локи в ответ лишь плечами пожал. Мало ли грехов на свете? Сейчас времена такие, что даже за фамилию посадить могут. Слишком длинная – или согласных в ней много.

С тем и прилег, колени к груди прижав. Теплее, и пистолет не выпадет.

– Просыпайтесь, Локенштейн!

Голос он услыхал во сне, но просыпаться не захотел, узнал сразу. Сон же, расщедрившись, тут же показал все въяве. Сначала подвал, пистолет у затылка, а после кабинет, где чек выписали.

«Господин комиссар». Примерещится же такое! От возмущения Локи даже замычал. Не надо комиссара, ему и так уже прошлой ночью Глист снился!

– Просыпайтесь! – и чужая рука на плече.

Проснулся, уже понимая, что увидит. Монокля нет, и волосы машинка съела, но узнать даже в темноте можно.

Следующего приказа ждать не стал, запахнул робу и с нар соскользнул.

Вот он я!

– Отойдем! – велел Генрих Бронзарт фон Шеллендорф. – Если что, нам с вами не спалось, решили словом-другим перекинуться. Я тут с каждым пообщался, так что не удивятся.

Локи покорно поплелся, куда велено. Прошли в дальний угол, где нары пустые, «господин комиссар» брезгливо провел пальцем по плохо оструганному дереву.

– Завтра скажу, чтобы убрали. Свинарник какой-то! Ладно, садитесь.

Хорст бухнулся на нары, ни жив ни мертв. Не забыли о нем, ох, не забыли!

Бронзарт фон Шеллендорф устроился поудобнее, закинул ногу за ногу.

– Плохи дела, Локенштейн. Настолько плохи, что мне пришлось самого себя арестовать…

Наклонился ближе, царапнул взглядом:

– Кто, по-вашему, убил унтерштурмфюрера Виклиха?

Локи сразу понял, что пистолет не спасет. Пока вытащит, пока с предохранителя снимет… А главное, зачем? Разве что после самому в смерть уйти, чтобы без пыток, сразу.

Странное дело, но живот не болел. Игла тоже исчезла. Локи словно увидел их двоих со стороны. Человек против человека, а значит, шансы равны. Удивить-то его «господин комиссар» удивил, но не больше. Он с подходцем и мы с подходцем.

– Ясно кто! Германское сопротивление, некому больше. Мне господин Виклих рассказывал, что их главный, Пейпер, короля ненавидит. Он, Август, ему весь расклад портит. И тут он узнает, что с королем «зипо» работает, на свою сторону переманивает. Почуял опасность – и прислал верного человечка. Самого Августа убирать смысла нет, потому как новый король сразу объявится. Вот и ударил, где больнее.

И тоже в глаза посмотрел – насквозь.

«Господин комиссар» явно ожидал иного. Задумался, провел ладонью по стриженной голове.

– А почему не баварцы?

– Им-то зачем? – искренне изумился Локи. – Баварцам короля спасти нужно, побег организовать. А убийство всех всполошило, вон, даже вы сюда пожаловали. Им, баварцам, теперь много труднее будет.

Сам он так не считал. У Глиста в руках все нити имелись. Пока «господин комиссар» их подберет, пока освоится…

Бронзарт фон Шеллендорф помолчал, о чем-то размышляя, наконец, кивнул.

– Допустим. У меня иная версия, но ваша не хуже. Один изъян – смерть короля все же имеет смысл. Август уже коронован, его брат – нет. Поэтому следующей жертвой можете стать вы. Когда я вас, Локенштейн, отправлял в Новый форт, здесь было тихо. А теперь эти снаряды… Увозить вас отсюда – тоже риск. Открою секрет – здешнее начальство хочет отправить весь блок № 5 на погрузку, чтобы потом эти господа податливее стали. Значит, и вас тоже.

Игла кольнула в печень, но как-то неуверенно, словно силу потеряв. Локи дернул плечами.

– А пусть отправляют!

…Косметика – чуть-чуть, чтобы смягчить острый разрез губ. Пудры – ни миллиграмма, слишком заметно. Глаза… Пусть остаются, как есть, знакомые сплетницы утверждают, что взгляд у нее словно у болотной лягушки. В данном случае это к месту. Платье самое строгое, не слишком модное, пусть даже слегка старит. Ей двадцать один, ему сорок, надо отбить охоту фамильярничать. Кольца… Только обручальное, она не папуас, но что-то из драгоценностей обязательно требуется. Когда едешь в гости к наряженной рождественской елке, не грех посветить чем-то в ответ, иначе не оценит.

– Брошь, – подсказала тетя Мири, кивая на раскрытую шкатулку. – Лучше всего с сапфиром, будет смотреться, как вызов.

Пэл приложила брошь к платью и осталась довольна. Синий камень блистал холодно и надменно.

– Ты с ним осторожней, мелкая, – озабоченно молвила тетя. – Он, между прочим, наркоман, а я это публику хорошо знаю. Но я сама «коксом» баловалась, а он морфинист. Когда его в клинике посадили на двухпроцентный раствор эвкодала, к нему явился пророк Авраам и предложил в подарок трех верблюдов за отказ от борьбы с мировым еврейством.

Пэл ничуть не удивилась, ни верблюдам, ни обширным тетиным знаниям. Родственнице тоже есть, что вспомнить.

– И как? Сторговались?

Та, что смотрела из зеркала, ей нравилась. Малоприятная, не слишком молодая особа, изнывающая от собственной значимости, живое олицетворение сословного неравенства. Человек, к которому она едет тоже дворянин, но из служивых. Таких посвящают в рыцари ржавым мечом из-за пыльной занавески.

Пэл подмигнула той, что в зеркале. Так и держись, иначе растопчут. Мы – Спенсеры!..

– Сломай ногу [26] «Break a leg!» – то же, что и «Ни пуха ни пера!» Выражение родилось в театральной среде и первоначальное означало пожелание удачи перед выходом не сцену. , мелкая! – негромко пожелала тетя. – И не позволяй менять тему разговора, бей в одну точку.

Пэл молча подняла вверх скрещенные пальцы.

– Прошу, фрау Сомерсет! На заднее сиденье, там удобнее.

Дипломатия – язык жестов. Человек, к которому она ехала, мог принять гостью в своей берлинской квартире на улице Кайзердам или в официальной резиденции, что на углу Принц-Альбертштрассе и Саарландштрассе. Но ее пригласили в путешествие, полтора часа в автомобиле ради короткого разговора. Англичанка должна знать свое место. Автомобиль – тоже деталь. Человек ездил в именном шестиместном «Мерседесе», за ней же прислал обычную служебную машину. И сопровождающие в штатском, хоть и с военной выправкой. Частный визит, особо рассчитывать гостье не на что.

– Готовы? Тогда едем!

Ровно семьдесят километров – через весь Берлин на север, к маленькому поселку Шорфхейд и дальше, прямиком в лес на большую поляну между озерами Гроссдельнер и Вукерзее, прочь от любопытных глаз. Долгий путь не смущал, можно расслабиться, закрыть глаза и ни о чем не думать, просто отдыхать.

…Или все-таки думать. А еще лучше – вспоминать.

«Они считают, что я спятил, – бурчал дядя Винни, ерзая по креслу. – Авиация! Зачем авиация, когда у Британии есть флот? Они забыли налеты на Лондон в 1917-м! С тех пор, как люди стали летать, Канал очень сильно обмелел, скоро к нам станут добираться, яко посуху… Худышка! Если эта жирная свинья скажет, что у нас по самолетам равенство, не верь. Пока мы опережаем, но уже в следующем году нас догонят, и мы начнем отставать минимум до первого полугодия 1940-го. Исходи из этого, у немцев есть два с лишним года, чтобы нас придушить. Потом начнется наше время, но два года – большой срок».