Андрей Валентинов - Локи

Разлил вино по бокалам, один вручил ей, второй поднес к губам.

– Cheers! Передайте мистеру Черчиллю, что его племянница честно сражалась до конца. Не ваша вина, леди Палладия, что Рейх уже сейчас сильнее, а в будущем станет сильнее стократ. И знаете почему? Вы все еще живете прошлым веком, а мы стремимся в грядущее.

Откинулся на спинку кресла, слегка взболтнул вино.

– Реактивный двигатель HeS-2A успешно испытан еще в сентябре, сейчас идет работа над следующей модификацией. Что это означает для вас? То, что на летающей над Европой платформе будут размещены наши самолеты.

И опустил бокал на стол, словно ставя печать.

Шинели не выдали, и холод сразу вцепился в плечи. Мокрый ветер дул в лицо, тучи стояли низко, чуть не цепляясь краем за камни старой башни. Поздняя осень, время, когда исчезают надежды.

– Смир-р-рно!

В строю их девятеро – те, кто остался под арестом. После завтрака, ничего не объяснив, выгнали из камер и долго держали перед входом на гауптвахту. Ждали молча, кто-то украдкой курил, выводные смотрели в сторону, не замечая. И только когда намерзлись до того, что захотелось обратно за решетку, последовала команда. Выстроили и снова принялись ждать. И наконец…

– Саперы! Меня совершенно не интересует политика. Вас она тоже не должна интересовать. Иначе в трибунале вам придется скверно…

Скальпель! Шинель нараспашку, папироса в затянутых перчатками пальцах.

– Сейчас вы даже не солдаты, это не строй, а парад в борделе. С ублюдками, которых обвиняют в измене Рейху, говорить не о чем. Но!..

Рука с папиросой взлетела вверх.

– Даже у таких, как вы, имеется шанс. Последний! Для выполнения специального задания командования требуются добровольцы. Повторяю: только добровольцы. Ничего обещать не могу, кроме одного – это обязательно вам зачтется. Если на ваших руках нет крови, в трибунале отделаетесь легким испугом.

Лонжа стоял, где ему и положено, ближе к левому флангу. Он не ошибся, жизнь делала очередной круг, повторяясь даже в мелочах. Точно так же их строили в Губертсгофе, и серый гауптман тоже блистал красноречием. Тогда звали умирать в Вайсрутению, теперь же… Догадаться нетрудно.

– Вы будете участвовать в эвакуации склада. Грузить снаряды не придется, этим займутся заключенные. Ваше дело – осуществлять контроль и общее руководство. Почему? Потому что до тех пор, пока в Горгау стоит гарнизон, за склад отвечает Вермахт. Это, во-первых. А во-вторых, у меня нет ни малейшего желания гибнуть из-за того, что какой-то недоумок выронит снаряд или пожелает его расковырять. До окончания работ жить станете в казарме, следственные действия производиться не будут. Итак…

Прошлой ночью Лонжу снова выпустили в тюремный коридор, и он смог поговорить с каждым. Камрады вновь предлагали побег, другие, более осторожные, думали о том, что придется говорить на следствии, но о подобном не догадывался никто. И сейчас каждому придется решать за себя.

– …Все, кто согласен, по моей команде делают шаг вперед. Внимание! Шаго-о-ом марш!

Первыми решились трое с правого фланга, затем еще двое. Место справа опустело, и Лонжа поглядел на стоявшего следующим дезертира Любека. Тот, заметив, молча покачал головой. Лонжа был с ним согласен. Бессмысленно! «Заговорщиков» никто не помилует, а крепость Горгау – не белорусский лес.

– Это все? – обер-лейтенант Кайпель, шагнув ближе, ткнул пальцем в грудь дезертира Запала. – Фельдфебель! Вы бросите своих подчиненных?

– Никак нет…

Шаг вперед… Примеру командира взвода последовали еще двое, включая «красного». Лонжа понял, что остался один. Их снова обыграли. Рулетка по имени Смерть…

Делать шаг вперед не стал, отошел в сторону и достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Делайте, что хотите!

– Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! В казарму шаго-о-ом…

Восьмеро ушли, двое остались. Лонжа щелкнул зажигалкой, отвернулся. Первая затяжка была горькой и противной. Обер-лейтенант Кайпель подошел, стал рядом.

– Меньше эмоций, гефрайтер. Сейчас докурите, приведете себя в порядок и бегом ко мне, в учебный класс. Еще раз подумаем над планом, а потом – вниз. Надо предусмотреть все мелочи. Вы же не хотите, чтобы ваши же товарищи пострадали?

– Не пострадают! – Лонжа скрипнул зубами. – А заключенные? Им хоть противогазы выдадут?

Обер-лейтенант пожал плечами.

– Выдадут. Инструктаж я проведу. Не хотите участвовать, Рихтер? Помнится, был некий исторический персонаж. «…Взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови…»

– Предлагаете подняться на Голгофу?

– Спуститься.

После подземелья Лонжа долго мылся под душем, наконец, натянул на себя чистую, после утюга, форму и побрел, куда глаза глядят, благо не держали. Погрузка начнется завтра, первый грузовик уже загнали в тоннель. Ничего невозможного – при условии, что будет работать подготовленная команда, а не доходяги из «кацета». Лонжа лично вытащил несколько снарядов, проследил, как их укладывают в кузов, в заранее приготовленный ящик. Не слишком тяжелые, но это для здорового парня, питающегося в армейской столовой. Лагерные нормы он еще не забыл.

И ничего не сделать. Вермахт и СС сговорились, откажется он, поставят другого. Лонжа не выдержал и, уже сняв противогаз, спросил обер-лейтенанта про «компаусы». Тот равнодушно пожал плечами. Трогать не велено – впредь до дальнейших распоряжений. Им не велено – Вермахту. За «черных» он не в ответе.

Начал накрапывать мелкий холодный дождь, и Лонжа свернул к гаражам. Там было пусто, вывезли практически все, механики тоже уехали, остался дежурный – и железный ветеран по имени «Марк».

Пустили сразу. Гефрайтер Рихтер, оживитель танков, уже успел примелькаться. Дежурный без слов выдал старый промасленный комбинезон и вышел покурить под железный козырек. Дверь захлопнулась. Лонжа переоделся, поднялся на броню, скользнул в люк.

«От себя, живого, считай, отрываю! – вздыхал дядюшка Гюнтер, помогая снимать „Foster-Daimler“ с обреченного трактора. – И никто меня не поймет, даже ты, Рихтер!»

Мотор, пересаженное сердце, завелся сразу. Стальной корпус наполнился радостным гулом, задрожали борта, весело вспыхнули сигнальные лампы. Лонжа сжал руками рычаги, едва сдерживаясь, чтобы не дать ветерану волю. Сейчас бы тронуться (полный газ! рычаги на себя!), набрать скорость, губя асфальт, снести ворота под испуганный крик дежурного, а там к иным воротам – крепостным. Если очень повезет, прорвется – и на размокшую осеннюю дорогу со скоростью 12 километров в час. До станции, может, и доедет, но это уже игра в поддавки. Нет, не дадут, перехватят!

Коменданту он доложился сразу, чтобы танк не увезли на металлолом, но тому было не до «Марка». Удивился, перезвонил в гараж и пообещал, что отметит в приказе. Не сейчас, уже на новом месте службы. Одно хорошо – ветерана не тронули, можно залезть внутрь, включить двигатель, посидеть среди грохочущего уюта… Пока возился, ремонтировал, теплилась надежда, что не зря. Теперь это казалось просто смешным, бесполезной игрой в железные солдатики.