Давид Константиновский - Весьма достойная судьба

- Ну, вот! Они встретились! - почти в голос воскликнул Николай. Впрочем, эти люди все равно бы нас не услышали, им сейчас, совершенно очевидно, ни до кого не было дела.- Это Александр Бестужев, тоже двадцать лет каторги, он же потом писатель Марлинский,- продолжал Николай, немного понизив голос.- Вы видите историческую сцену! Они тут, в Иркутске, по дороге в ссылку. Одному через Байкал в Читу, другому в Якутск по Лене. И минуту назад они не думали, что когда-нибудь им доведется еще раз увидеться! - Николай снова примерился ударить меня по колену, но я передвинул ногу.- Ведь каждый не знал, что другой здесь, рядом, понимаете?

Мужчины внизу разомкнули объятия и горячо заговорили, перемежая французские и русские фразы. Николай напряженно вслушивался. Видно было, что он старается не пропустить ни слова. Я не мешал ему.

Прошло, наверное, минут пятнадцать. Двое внизу продолжали говорить. Николай продолжал слушать, теперь я понял по его лицу, что он хочет не только уловить, но и запомнить все. Внезапно Бестужев обернулся и посмотрел в нашу сторону. Николай тотчас потянул меня за руку:

- Мешаем. Пошли! Скорей…

С каким сожалением, с какой неохотой он поднялся! Стараясь быть невидимыми и неслышимыми, мы прошмыгнули мимо, наскоро ополоснулись и вышли, осторожно притворив за собой дверь.

- У Бестужева с собой новая поэма Пушкина, «Цыганы»,- сказал Николай.- Якушкин ее еще не читал. Эх! - вздохнул он.- Послушать бы дальше…

Я с искренним сочувствием сжал его мокрый локоть.

Арсентий и Сохатый подали нам полотенца. Завернувшись в прохладную приятную ткань, мы отдыхали на лавке, опять притулившись друг к другу. Николай извлек из карманов своей одежды старинную записную книжку, нацепил на нос очки и авторучкой, которую захватил еще, наверное, с Лунь», быстро писал, по-видимому спешил зафиксировать услышанное. Я же весь отдался блаженной истоме… Потом я услышал голос Сохатого, он говорил нараспев:

Ему вторил басом Арсентий:

Николай шепнул мне:

- Это и есть заговор против пули, Сохатый учит Арсентия!

С усилием разлепив на миг глаза, я увидел, что они сидят на полу лицом друг к другу, одно страшное лицо против другого… Я закрыл глаза.

Остыв и отдохнув, мы стали собираться. Сохатый и Арсентий помогли нам одеться. Николай еще о чем-то пошептался с ними. Они ловко выставили оконце в задней стене, и Николай, к моему удивлению, полез в это отверстие.

- А почему бы нам не выйти через дверь? - спросил я.

- А вы думаете, сударь, преступников отпустили в баню без охраны? - спросил меня, вместо ответа, Николай.

Я полез за ним…

Выбравшись на улицу, мы поблагодарили Сохатого и Арсентия и простились с ними. Арсентий, перегнувшись ко мне, спросил напоследок вполголоса:

- Что, батюшка, небось увидал меня, варнака,- волосы шишом стали?

И тихим басом расхохотался.

Мы быстро зашагали какими-то дворами, чтобы поскорее удалиться от охраны. Пока мы были в бане, взошла полная Луна и сделалось очень светло.

Минут через десять, когда мы были уже в безопасности, меня вдруг осенило. Я остановился и придержал Николая,

- Послушайте,- сказал я ему, показывая вверх, на Луну,- а ведь на ней никого нет!

Говоря так, я почти не верил собственным словам. Этот факт не укладывался у меня в голове. Хотелось, чтобы кто-то его подтвердил.

- Более того,- ответил Николай, видимо, поняв, что я чувствую.- Никто даже и не был. Так-то, милостивый государь.

Я оказался настолько взволнован своим открытием, что не смог сдвинуться с места.

Николай прибавил:

- Но это не значит, что нашу Луну не замечали. Декабрист Штейнгель писал о ней…

- Как поэт? - уточнил я.- Но это многие…

- Нет, как ученый! - воскликнул Николай.- И со знанием дела.

Тогда я попытался успокоить себя, сделав это следующим образом:

- Да, да… Декабристы, потом ваша революция, потом ваш спутник…

- Ага, совсем скоро,- не отказал себе в возможности съязвить Николай.- Завтра. С утра.

- Ну зачем вы так!..- взмолился я. И, кажется, в первый раз у меня вырвалось: - Сударь!..

Я определенно свыкался с девятнадцатым веком.

- Пойдемте, нас жены ждут,- окончательно отрезвил меня Николай.- Нам еще сейчас достанется.

Мы зашагали дальше.

Не знаю, о чем думал по дороге Николай, а у меня так и стояли перед глазами лица Арсентия и Сохатого.

- Послушайте,- спросил я,- а что, Сохатый и в самом деле может заговаривать ружья? И пули действительно в него не попадут?

- Гм,- только и ответил Николай.

- А конкретнее? - стал я допытываться.

- Есть фольклор,- проговорил Николай,- есть свидетельства, в литературе…

- А как вы это могли бы объяснить? Вот вы, историк? Я слышал о подобных феноменах далекого прошлого, но как физик затруднился бы дать им научное толкование.

Николай помолчал. Наверное, он пожимал плечами. Я не видел, но, думаю, это было так.

Наконец он сказал:

- По-русски говорят - смелого пуля боится. Хотя, наверное, до поры до времени… Умение рисковать, я думаю. И попросту храбрость. Ну и, с другой стороны, учтите вероятность попадания. Оружие-то сейчас не очень. И еще. Представьте, что человек, который стреляет, боится заговора и вообще до смерти трусит атамана встретить. Попадет он?

- Внушение…- пробормотал я.- Вера в сверхъестественную силу… И многие, как вы думаете, в нее верят?

- Девятнадцатый век на дворе, милостивый государь!

Мы шли долго. Мне еще хотелось поговорить о Сохатом и Арсентий. Я спросил:

- У вас, похоже, очень хорошие отношения с атаманом и его. другом?

- Верно,- тепло ответил Николай.- И у меня, и у Маши. Я бы даже сказал, своего рода дружба.

- Но это ведь, наверное, не совсем обычно. Тем более, в такие времена.

- Вы правы, Фревиль. Ну, с нашей-то стороны все понятно: мы им сочувствуем, они нам интересны и так далее. А вот что касается их самих…

- Да, именно!

- Думаю, тоже можно объяснить. Как вы к людям, так и люди к вам, верно? А главное, мужики-то толковые! Все видят и понимают. К государственным преступникам относятся с уважением, сами ведь с властью не в ладах. Отчего и сюда попали. А декабристы ведь - государственные преступники. И если вы декабристам симпатизируете, то и на вас это уважение распространяется.

- Понимаю,- согласился я.

- Одно вот только,- добавил Николай.- Все эти здешние отношения между сословиями, к ним невозможно привыкнуть. Я имею в виду, человеку нашего с вами времени. Я уж много раз просил Арсентия и Сохатого, чтобы обращались со мной и Машей, как с равными.

- И что же они?

- Знаете, кажется, поверили в нас! Не то чтобы, конечно, полностью считали своими, но все-таки…