Анастасия Быкова - Еще раз с чувством [СИ]

Сердце Магнуса начинает биться о ребра. Он облизывает резко пересохшие губы.

Парнишка ловит яркое слово в кулак и улыбается. Свет просачивается сквозь кожу, внутрь, бежит к самому сердцу.

Парнишка широко улыбается и открывает рот.

— Люблю.

Большие ореховые глаза лучатся нежностью. Она появилась только что, или была и раньше?

Магнус молчит — в арсенале заготовленных слов для продавца не найти ответа — просто смотрит в ответ и улыбается.

Впрочем, слова им больше не нужны.

Александр Гидеон Лайтвуд. Идеально прямая спина, чуть нахмуренные брови и складочка на переносице. Всегда крепко сжатые губы и серьезный — из-за давящего груза ответственности — взгляд. Возможно, он слишком много думает, но потому лишь, что не может иначе.

Александр Гидеон Лайтвуд носит форму сумеречного охотника и гордится ей.

Когда он отправляется на задания, в его руках всегда лук, а за спиной — колчан. Как лучнику, ему нет равных. Стрелы, выпускаемые уверенной рукой, всегда попадают в цель, прямо в демонов, уничтожают их одного за другим.

Сумеречный охотник. Глава Нью-Йоркского института.

Лайтвуд. Сын Роберта и Маризы Лайтвуд. За свою историю их семья то превозносилась, то падала ниже некуда, но все равно осталась на плаву. Старший сын, наследник. Один из тех, кто предал кровь, заключив союз с нижнемирцем.

Он сидит в кресле рядом с Робертом с таким видом, что может просидеть так еще пару лет, и взирает на окружающих с легким пренебрежением.

Лайтвуд носит строгие пиджаки, классические рубашки и черные брюки с идеально отглаженными стрелками.

Сумеречный охотник. Потомок древней и могущественной семьи.

Алек. Верный брат, который всегда придет на помощь. Иногда излишне упертый и уверенный в своей доброте. Алек всегда хочет лучшего для тех, кого оберегает.

На нем тренировочная форма или легкая футболка с коротким рукавом. Он расслабленно откидывает голову на спинку дивана и улыбается.

Сумеречный охотник. Брат. Парабатай. Друг.

Александр. Растрепанный после сна и какой-то мягкий. Он бросает взгляд на сиротливо лежащую возле камина футболку и проходит мимо. Прижимается обнаженной грудью к спине Магнуса Бейна, прикрывает глаза и вдыхает родной запах.

Сумеречный охотник. Александр.

Магнус для него — это спокойствие и доверие в чистом виде. Такое светлое, прозрачное и чуть поблескивающее на свету.

Магнус — это вино, в котором кислота и сладость сплетаются в идеальный водоворот сложного, многогранного вкуса.

Магнус — это дом, в который хочется возвращаться.

Магнус — это вся его жизнь.

И немного больше.

Вот сейчас.

Ещё немного.

Пару мгновений и…

Это очень похоже на карусель.

Я откидываюсь на спинку дивана и чувствую, как улыбка тянет губы. Не сопротивляюсь. Пусть будет, если хочет. Сейчас слишком хорошо, чтобы думать о чём-то: перед глазами всё кружится, танцует, в голове в тугие спирали заворачивается белый туман.

Открываю рот и пытаюсь втянуть воздух. Не понимаю, работают ли лёгкие.

Дышать как не получалось, так и не получается.

Музыка громко бьёт по ушам, люди двигаются туда-сюда, туда-сюда, то замедляются, то начинают бегать из угла в угол.

Как на настоящей карусели.

Напоминаю себе, что всё это происходит за стеной, в соседней комнате, но вряд ли до одурманенного разума это дойдёт. У него сейчас размыты грани реальности. Как же я его понимаю…

Эта доза была более ожидаемой, чем предыдущая. А предыдущую я ждал сильнее прежней. И так каждый раз. Когда уже кажется, что вот он — предел, оказывается, что потребность может быть куда сильнее.

Кто-то дотрагивается до руки. Я моргаю и сбрасываю с глаз одурманивающую плотную плёнку.

Я в комнате. В своей комнате. В гостиной продолжается вечеринка, а я…

Александр, точно.

Он пришёл. Как всегда.

Он был прекрасен. Как всегда.

Я повёл его в спальню, наплевав на гостей. Как всегда.

На песочного цвета ковре разброшена одежда. Простыни собрались в углу кровати и маскируются под невысокие холмы в пустыне. Окно распахнуто настежь, чтобы впустить воздух.

Кажется, у меня всё же получается дышать, если я ещё не умер.

Я поворачиваю голову и натыкаюсь на изучающий взгляд глубоких ореховых глаз. Александр лишь слегка захмелел. На моей памяти он ни разу не напивался так, чтобы не стоять на ногах. И никогда не кололся.

Иногда я задаю себе вопрос: «Что же он вообще делает здесь почти каждую ночь?»

Но он прижимается ко мне так близко, пробегается пальцами по предплечью и доверчиво заглядывает в глаза. Улыбается уголками губ и целует.

Обычно после этого я вспоминаю ответ на свой вопрос.

Александр хорош собой, наивен и безумно влюблён. Он хочет помочь мне выбраться, наплевав на все протесты. Он с ненавистью косится на остатки белого порошка, на выброшенный мной шприц и хмурится. Но пытается это скрыть и пододвигается ко мне ближе, притягивает к себе для поцелуя.

Его обнажённая кожа как разжигающая страсть спичка.

В этот раз всё даже ярче, чем в предыдущий. Голова гудит, эмоции на пределе, всё вокруг сворачивается в тугой клубок, чтобы вспыхнуть ярким салютом на самом пике. Капельки пота. Сброшенные на пол подушки и простыни. Хриплые стоны.

Гости начинаются расходиться.

Не из-за нас, нет. Просто кого-то ждёт жена, кого-то — дети. Кому-то нужно прийти в себя к утру, чтобы удивить начальника и заслужить повышение.

Александр смотрит на меня и спрашивает:

— Можно мне остаться? Тебе явно нужна будет помощь со всем этим мусором.

Как всегда.

— Не стоит.

Как всегда.

Он отворачивается слишком быстро, и я почти вижу, как он закусывает губу. А потом тянется за джинсами.

Едва его кожа перестает соприкасаться с моей, как я снова оказываюсь в водовороте, на быстрой карусели, только на этот раз вокруг не эйфория, а дикое желание снова почувствовать себя человеком. Мне нужна ещё одна доза.

Эта карусель вовсе не напоминает детское развлечение. Скорее уж круги ада, из которых выбираются единицы.

И в этом водовороте лишь один человек не был расплывчатым. Тот, кто сейчас подошёл к двери, чтобы уйти, как я попросил.

Как всегда.

Александр оборачивается в последний момент и грустно улыбается. Он придёт завтра.

Наверное, я бы даже мог полюбить его.

В другом месте, в другом времени.

В другой жизни.

Отблески на ноже совсем не такие, как при свете дня.

Он ведёт рукой и наслаждается переливом от багрового до иссиня-чёрного. Тёплые капли соскальзывают с лезвия, скатываются по рукам, затекают между пальцев и капают на землю. Впитываются.