К Брахман - Рождения [СИ]

— Ну и чего ты так орешь? — Закончив чтение, спросил Петр.

— Как чего? — Уставился в недоумении Мефодий. — Ты что шутишь? Сам говорил, что не удастся этому прохвосту вытянуть Тинея, а что же получается, не за горами бой?

— Ну допустим, друг мой, до боя еще есть время, будем исправлять положение, а тебе мой совет, отстранись от этого дела прямо сейчас.

— Чего это? — Возмутился Мефодий.

— Того, мой друг, что когда наступит конец, твою душу можно будет отдать на сырье хаосу как пришедшую в негодность.

— Да это мы еще посмотрим, — наливаясь праведным негодованием, произнес Мефодий, — чья душа крепче.

— Вот я и смотрю. Не успели поступить первые плохие новости, а ты уже кипишь устроил.

— Кого устроил, какой такой Кипишь, я никакого Кипиша не знаю, это наговор, и никуда его не пристраивал, ложь это и провокация завистников.

— Правильно говоришь, — рассмеялся Петр, — ложь это. Кипиша ты и правда не знаешь.

— А чего ты зубы скалишь? — Обиделся Мефодий.

— Не обижайся, — все еще трясясь от смеха, выговорил Петр. — Тебе бы не мешало успокоиться, денек предстоит жаркий и работенки много, а нервишки твои уж сильно пошаливают. У меня на такой случай есть малость лекарства.

Петр поднялся с кресла и направился в другой конец комнаты к резному, ручной работы шкапу. Открыв дверцу, он долго копошился среди свитков и всякой всячины и наконец извлек небольшой хрустальный графинчик, внутри которого бултыхалась желтоватая густая жидкость.

— Неужели амброзия?!

— Она самая. — С гордостью ответил Петр, рассматривая графин на свет.

— Да откуда у тебя такое чудо? Давненько я не видывал у нас этого божественного напитка. Мало кто и запах его помнит, а уж вкус и тем паче. — Сглатывая слюну и пожирая графинчик глазами, говорил Мефодий.

— В этом я с тобой полностью согласен. А знаешь, сколько времени я храню этот драгоценный напиток?

— Да думаю, не мало.

— Ты даже представить не можешь, сколько. — И посмотрев по сторонам, будто опасаясь, что их может кто-то слушать, Петр наклонился к самому уху Мефодия и произнес. — Он со мной пришел оттуда.

— Да ты чего? Правда?! Ты сумел его сохранить из древности. Я слышал, ходили легенды о том, что древние унесли рецепт с собой, не оставив потомкам. А остатки запасов только у Самого (Мефодий многозначительно поднял палец) и есть. Я, правда, мало верил, что даже у Него есть, а тут на тебе! Дай хотя бы посмотреть на это чудо древних.

— Не только посмотришь, но и попробуешь, — разливая в хрустальные рюмки напиток, произнес Петр.

— Ну давай за нашу удачу, она нам ох как нужна.

Отпив глоток, Петр поставил на стол рюмочку. Мефодий все не решался испить напиток и разглядывал его в солнечных лучах. Пить он не торопился, пытаясь продлить минуту наслаждения.

— Чего тянешь? — Улыбнулся Петр. — Прикоснись к блаженству.

— Знаешь, держать его в своих руках уже блаженство.

Нежный аромат, исходящий от напитка, затмил не только другие запахи, но и звуки. Вздохнув, Мефодий отпил напиток и зразу ощутил его бодрящее прикосновение. Казалось, из небытия поднимается целый фонтан ощущений, унося все невзгоды. Мефодий стоял, боясь шевельнуться, дабы не потревожить это сладостное ощущения бытия. Из этого состояния его вывел голос Петра.

— Ну как?

— Ох. — Только и смог выговорить Мефодий.

— То-то! Это единственное сокровище, оставшееся у меня с тех мрачных дней. Не зря я говорил, что такое загубить мы не имели право. В те времена он был в каждом доме, и мы не отдавали себе отчета, что можем потерять. А сколько исчезло прекрасного, сколько загублено ценного, лишь потому, что вовремя не оценили, что имеем. Да уж, на земле существует хорошая поговорка — «Имеем, не ценим, теряем жалеем». Прекрасное уступило место всему грязному. Гармония убежала, закрыв глаза, в беспредельное пространство, не смогла видеть все то, что она с таким трепетом создавала для людей, пытаясь обучить их видеть прекрасное, в себе, вокруг. Да как оказалось, напрасно старалась, человеческое существо с его внутренним животным началом не смогло постичь этой науки, и потому лишилось такого блаженства. Ему ближе грубое и грязное, ведь для этого не стоит сильно напрягать извилины, оно вливается в него массой нечистых отходов и, не успевая перерабатываться, так же выходит.

— Выпив этот напиток, — грустно произнес Мефодий, — приходишь к мысли, что нам есть за что сражаться, хотя бы ради того, чтоб еще раз ощутить такое блаженство.

— Тут ты прав. Но как говорится беседа беседой, а дела нас зовут.

— Эх, — вздохнул с огорчением Мефодий, глядя как уносит и прячет напиток счастья до лучших времен Петр. — Как жаль уходить из мира счастья и эйфории. Ну теперь давай о деле. Значит так, нам нужно предупредить Клеандру, что ее ненавистный дружок вот-вот покинет Запределье и отправится на землю.

— Вопрос, как? — Поворачиваясь к Мефодию и отряхивая невидимые пылинки с безупречно чистой белой мантии, проговорил Петр.

— Я думаю, нужно связаться с бабкой Олесей.

— Если она еще портал не закрыла, ведь все основные указания она получила.

— Так давай попробуем.

— Сейчас не получится, придется ждать, пока на земле не наступит переход от дня к ночи. Сам ведь знаешь, в другое время пробиться опасно, ведь нас могут уже поджидать и перехватить сообщение, да и всякое другое, так что рисковать не будем. А пока займемся Синай.

— Ты чего, думаешь, Синай нам поможет?

— Если я получил достоверную информацию, то Синай стала лучшим другом нашей Клеандры.

— И ты уверен, что она ради дружбы с Клеандрой будет нам помогать и пойдет против сестры Анис. Что-то берут меня сомнения. Да и как отец ее посмотрит, если Синай попробует вмешаться в дела своей сестры.

— Единственно в чем я могу сейчас быть уверен точно, то это в невмешательстве отца в дела своих дочерей, и ты самое главное упустил из вида, Синай его любимая дочь. Как никак она родилась от Хесед, царицы любви и сострадания, в отличие от Анис, появившейся на свет из ненависти и порока властительницы самой грубой части миров Исхет, правящей всеми низменными желаниями. Это она истребительница всего новорожденного, произрастающего в царстве хаоса. Ведь Анис является обратной стороной Синай. Они неотъемлемые части всего сущего. Синай рождающая жизнь и Анис сеющая смерть и разрушение. Хаос, являющийся той золотой серединой, уравновешивающий и не вмешивающийся в этот процесс до тех пор, пока весы не будут перевешивать в одну или другую сторону. Его царство и есть царство равновесия. Так что, дорогой Мефодий, у нас с тобой есть шанс выровнять эти весы.

— Может ты и прав. — Почесывая задумчиво бороду, согласился Мефодий. — Ну и кого мы отправим вести столь сложные переговоры с Синай. Тут я понимаю, кому-либо это дело и не поручишь, дело ведь деликатное и тонкое.