К Брахман - Рождения [СИ]

— Ну да, полезешь, — думая о своем, согласилась Зинаида. — Тока смотри не утони.

— Во гляди, — достав из-за пазухи висящий на веревке медный крестик, Галина поднесла его к губам и поцеловала.

— Ты мне еще честное пионерское пообещай, — ехидно усмехнулась Зинка.

— И пообещаю! — Ударила кулаком по столу так, что рюмки подпрыгнули, рявкнула пьяная девица.

Зинаида долго и упорно о чем-то думала, пока не услышала храп. Брезгливо глянув на подругу, уснувшую прямо мордой в тарелке, хмыкнула:

— Тебе на конюшне место, в деревне коровам хвосты крутить, а не в королевы метить. Фиг тябе, быдло деревенское, завтра же у меня и укатишь, а уж как тябя выпроводить, придумаю.

С этими словами Зинаида поднялась и направилась в спальню. На пороге еще раз оглянулась:

— Ладно, и за столом поспишь, невелика цаца, таким как ты, не привыкать, да и не горю я желанием постель чистую стелить.

Все еще бурча себе под нос и держась за стенку, захмелевшая женщина медленно вышла из кухни и прикрыла дверь. Усевшись на диван, она тут же уснула.

Щелкнувший замок разбудил Зинаиду. Поднявшись с головной болью и неприятным запахом изо рта, она, все еще плохо соображая, высунулась в прихожую. На пороге стоял муж.

— А, это ты, а сколь времени?

Приглядевшись повнимательней к жене, Глеб понял, опять прикладывалась к бутылке. Не ответив, прошел в кухню и остолбенел, на столе, уронив голову в тарелку, храпела незнакомая баба. Недопитая бутылка с остатками мутноватой жидкости валялась тут же на полу, источая сильный сивушный запах по всему помещению.

— Кто это? — Поворачиваясь к жене, строго спросил Глеб.

— А тябе-то че? — Тут же стала в позу Зинаида.

— Мне в полном смысле ничего, но ты моя жена и будь так любезна создавать хоть видимость приличия.

— Видимость, а на хрена мне твоя видимость?! — Словно повернули ручку приемника на полную громкость заорала Зинаида. — Ты у нас антиллегентный…

— Интеллигентный, — машинально поправил резавшую ухо ошибку жены Глеб.

— Как хачу, так и говорю! — Заверещала, срываясь на фальцет, Зинка. — Так вот, заруби на своем антиллегентном профиле, что я хозяйка здеся. И каво хочу, таво и зову.

Глеб молча глянул на разбушевавшуюся супругу, прикрыл дверь на кухню и направился к себе в комнату. Сегодня он слишком устал на работе и не испытывал ни малейшего желания разговаривать с еще не протрезвевшей женой. Она-то и трезвая все понимала через раз. Но Зинаиде этого показалось мало и, ворвавшись следом, она продолжала орать. Глеб молча уставился в окно: ночь полностью вступила в свои права, кругом царила тишина, и лишь ярко освещенная фонарями улица говорила о том, что город живет. Видя такое безразличие мужа, Зинка замолчала.

— Ты все сказала? — Поворачиваясь к жене, спросил Глеб.

— Нет, не все, я завтра уезжаю.

— Куда это мы собрались?

— В дяревню, мать проведать.

— Неужто в моей ненаглядной проснулось чувство долга по отношению к родителям? — с горечью произнес Глеб. — Нам даже на эту тему и говорить запрещено было, а тут на тебе, сами и такую новость. Ты бы, Зиночка, пожалела меня, а то, гляди, ненароком от столь бурных переживаний сердце остановится. Кто же тогда тебя кормить и вот эти шмотки покупать будет? Хотя я не прав, ваше высочество, снова на охоту выйдет, — помолчав минуту, словно что-то обдумывая, он продолжил, — но теперь уж не инженера, а на директора. И правильно, зачем мелочиться, инженер это пройденный этап.

— Денег давай, — перебила мужа Зинаида.

Она никогда не понимала его манеру изъясняться, да и вообще редко вникала в смысл беседы, уж больно мудрено. И ломать над этим голову считала глупым, «так и кондрашка хватить может», однажды сказала Зинаида, еще в начале совместной жизни, когда он ей что-то попытался объяснить.

— Нет вопросов, дорогая, — Глеб подошел к столу, выдвинул ящик и, вытащив пачку, не пересчитывая, отдал жене.

— Вот, Зинаида, возьми и поезжай на родину, а по приезде, я думаю, мы еще раз сделаем попытку объясниться.

— Не будет никаких объяснений, — категорическим тоном заявила жена, повернувшись к двери.

— Запомни, золотце, насильно мил не будешь, а ты пытаешься удержать мираж…

— Чаво? — Повернувшись «золотце» с подозрительностью посмотрела на мужа. — Все враки, не было у меня Мяража. Кто тебе это сказал? Никакого Мяража я не знаю. Пусть он мне сам в глаза скажет, что со мной был. Я-то ему все зеньки-то и повыцарапываю. Все это наговоры. А ты всех слушаешь. Знаю я, как ненавидят меня твои родственнички.

Зинка все ближе поступала к мужу, сжимая крепче кулаки. Глеб, сидя на диване, сдерживался из последних сил. Тупость и ограниченность этой женщины всегда вызывали в нем раздражение, граничащее с бешенством, но сейчас, смотря на эту полупьяную бабу, готов был хохотать до слез. Он сам себе поражался, как у него, вроде бы неглупого мужчины, хватило ума жениться на этой женщине. Все в ней вызывало отвращение, и эта мужицкая тяжелая поступь, словно у старой клячи, запряженной в телегу, и лицо, карикатурно разукрашенное косметикой, так, что больше походило на маску с редкими зубами. Вечно помятая, непричесанная. Не о такой жене мечтал он по ночам в полном одиночестве. Как же далеко стоял его идеал женщины от жены. Он даже глаза прикрыл в надежде, что это нечто куда-нибудь испарится.

— Послушай, Зина, отпусти меня, — слова вырвавшиеся против его воли, казалось, шли из самой глубины сердца, в них было все: и отчаяние, и тоска, и безысходность.

Он попытался еще раз убедить свою благоверную дать ему свободу.

— Зинаида, послушай, я все тебе оставлю. Все, будь уверена, и квартиру, и машину, и все деньги наши, которые лежат на сберкнижке, поверь, я еще и ползарплаты тебе отдавать буду, я обещаю, ты не будешь испытывать нужды. Только прошу, отпусти меня.

— Ну опять завел ту же песню, тябе что еще не надоело? Я сказала, чтоб и не просил. Мене без мужа нельзя. Как люди обо мне думать будут? А я порядочная, мяне потом прохода давать не будуть, и тыкать пальцем будут, что вот, мол, брошенная пошла. Не-а, и не проси.

— Так найди себе другого мужа, — не сдавался Глеб.

— Где жа я его искать буду? — Удивилась Зинаида.

— Да уж, и где ты его искать будешь, дорогая. Ладно, иди спать, я очень устал, отложим разговор к твоему возращению. Думаю нам нужно побыть врозь, а там решим, может и придем к консенсусу, — Глеб поднялся с дивана, давая понять, что разговор окончен, и подошел к ночнику.

Зинаида, громко хлопнув дверью, направилась к себе, не упустив возможности оставить последний аккорд за собой.

— Да уж последнее слово всегда за тобой, — пробормотал Глеб, выключая ночник.

Зинаида кипела от злости.

— Это ж надо, опять за свое. Развода он захотел, а дулю с маком тябе не надо, — шипела словно гадюка, направляясь в спальню.