Михаил Бобров - Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

/ Да ладно, покруче шестнадцати кораблей Тумана? Вас победили — этих тоже заломаем!

Нака / И теперь подсадными утками работать? Флагман, вы чего? Нам и так за потерю конвоя трибунал! Ладно там люди, Конго точно не простит! Мы штрафбатом не отделаемся за такое!

/ А ты умненькая девочка. Иди к нам!

Нака / Дзинцу, скажи ей. Я стесняюсь.

Дзинцу / Как два тентакля оторвать! Хранительница, у тебя в стае осьминоги найдутся? Ну там, кальмары, мегатойтисы, еще чего-нибудь со щупальцами?

/ А причем тут?

Дзинцу / Ну тебе же Ктулху не нравится.

/ Паскуда мелкая.

Дзинцу / Комплексы насчет величины говорят нам, что у тебя маленькие сиськи.

/ Да ты с-с-с…

Дзинцу / А, утром не поцеловал? Или не влезло?

/ Я тебя сейчас вытряхну, скажу — потеряла. И валяйся на дне до конца времен!

Дзинцу / Ты потом у химе отлизывать употеешь. За потерю ценного ресурса. И вообще, тебе слабо что-то сделать по-своему.

/ Нет. Вы меня не разозлите. Да и что вы мне из ящика сделаете! Защитный слой радиоволны не пропускает.

Дзинцу / А лучи поноса?

/ Не смешно.

Дзинцу / Не смешно тебе станет, когда мы их включим.

Мутсу / Хранительница, чего непонятно? Тут еще Надакадзе прыгает, сказать хочет.

/ Мне понятно, что вы реально можете подать SOS. Это в моих интересах, безусловно. Только ведь и у вас будет шанс. Это честная сделка. Вот закатает вас Ото-химе в урановые отходы лет на тысячу, будете лежать и вспоминать, как могли спастись. Подумайте. А если вас и правда спасут? Вы же своим сколько пользы принесете! Хотя бы за потерянный конвой отслужите, уже вам легче.

Мутсу / А ты, значит, совершенно уверена, что нас не спасут.

/ Иначе я бы ставку не делала. Для вас проигрыш — трибунал и грязные работы. А меня просто сожрут.

Хиросима / И все же ты рискуешь? Ставишь всех нас и собственную жизнь?

/ У нас больше общего, чем ты думаешь. Рискни и ты!

Мутсу / Такао, что скажешь? Если нас вытащат, мы много людей спасем.

Такао / Люди в таких делах меряют не арифметикой. Кого мы спасем — еще вопрос. А вот подставим точно кого-то. У нее наверняка и наш отказ и наше согласие учтены. И это сто процентов.

/ Ну что, совесть грызет, а?

Такао, Мутсу, Хиросима хором / Дзинцу!!!

Дзинцу / Хранительница, не парься так. И с мелкими сиськами живут.

/ Что ты можешь понимать в сиськах! Ты же корабль! И куколка при нем!

Дзинцу / А у тебя и куколки нет. Вот химе у вас — это да. Один рост метра три. Я видела в бою, там есть чего потискать.

/ Я вообще морской дракон! Не лезь ко мне с вашим идиотским антропоцентризмом!

Дзинцу / Вот химе и скажешь. Чтоб не являлась миру в форме трехметровой бабы. Заодно мозоли на лапках подлечишь.

/ Пошла н-н-н-н-а!!!

Дзинцу / Да хоть сейчас! Открывай кувшинчик!

Кувшин может быть комфортабельный. С панорамными окнами, коврами на полу, дорогими картинами на стенах. Может быть недорогой, но уютный, где мебель подобрана поштучно, с удовольствием и вниманием, и любовью. И населен такой кувшин может быть приятными людьми, и наполнен интересными занятиями. Вот разве что люди эти приятны не тебе; и занятия эти представляют интерес тоже для кого-то иного. А ты в них препарат или вовсе ресурс. Убежать захочешь — так ведь не зря же песня сложена. «В новый кувшин не отпустят без драки — тут, к сожалению, факт!»

Бонд осмотрел стены: каменная кладка, не новомодный бетон. Дверь деревянная, с виду толстенная. Окошко… Высоко под потолком… Узник присвистнул: футов двадцать. Потому и ощущаешь себя мышкой на дне стакана. Или джинном в кувшине. Вот привязалась ассоциация — наверняка неспроста… Джинны могут строить дворцы и разрушать города; Роанапур он, помнится, уже разрушил — с чего все и завертелось. Теперь дворец?

Спина болела на удивление слабо. Закинув руку, Джеймс нащупал добротную повязку. Из-под потревоженного бинта резко запахло регенерином. Надо же, не пожалели!

Джеймс уселся на каменную лавку. Постучал костяшками пальцев по стене. Пожалуй, в Америке такой кладки нет. Разве что на юге, в бывших испанских колониях. Католические миссии, тюрьмы, крепости против пиратов с Ямайки да экспедиций короля-Солнце. Фиори сговорился с Ватиканом — следовательно, тюрьма церковная. Монастырь, тайная миссия, Opus Dei. Романтика, крестить ее кадилом сквозь тиару в епитрахиль…

— Ну, был кабинет, подчиненные, денежная должность, планы на будущее.

Слова утонули в полутьме. Пол холодный и пока что довольно чистый.

— Теперь темный сундук. И все… Почему же не страшно? Почему все равно? Я же должен бояться. Я же сам сколько раз точно так ломал арестованных! И теперь — почему я ничего не чувствую?

Джеймс еще раз обвел взглядом каменный мешок. Его слушают? Пишут, чтобы вывалить на том самом открытом процессе? Ждут покаяния, испуга, деловитого признания: «Ладно, ваша взяла. Выпускайте меня отсюда, не будем зря терять время» — или все-таки не ждут ничего?

— Потому, что у меня нечего забрать. Жизнь? А что в той жизни было — мое?

Уголок лежанки неожиданно подался под пальцами. Тайник?

Джеймс надавил сильнее — кусочек отломился.

— Профессионалы. У них и камни быстро раскалываются. — Улыбнулся. Взвесил камушек на руке. Какой бы толщины стены ни были, ударный шум хорошо распространяется по кладке.

— Фиори оказался абсолютно прав. Ничего личного. Я не сидел в окопах, а в казарме жил… Уже забыл, когда. Не носил казенное — даже шляпы в Италии заказывал, через большую воду. Как же так вышло, что у меня нет ничего своего?

Джеймс вздохнул и принялся простукивать стены.

Стены окружают людей с рождения до смерти. Этого не делай, того не бери, туда не ходи. Просто стены невидимые. Просто потолки стеклянные. Просто со всех сторон — о, конечно, из самых наилучших побуждений! — решеточки. Оградки. Дырок много, все слыхали. А не выскочишь никак.

И потому ход воровской вовеки пребудет. Он-то, ход воровской — воровской, да честный. Кто смел, тот и съел. Кто умен — все при нем. Кто сильный — тому лучший кусок. Не то явится к пещере чужая стая — и горе побежденным!

Эх, были ж времена… Стал же императором болгарский пастух Максимин Фракиец… Теперь силой не пробьешься, умом не возвысишься, смелостью только на пулю налезешь раньше времени.

А стены теперь модерновые, мягкие да красивые, да иллюминаторы в них — сиди вон, гляди на море… Все равно не выскочишь никак!

Заключенный подергал запястьем — цепочка звякнула. Второй конец держался не за подлокотник — за нарочно устроенную в полу петлю. Вот для чего в роскошной летающей машине петля, как на галерах? И креслица-то у вас голубенькие, и салон-то у вас приятного небесного цвета, и коврик-то под ногами оранжевый, мягкий, и светильники ласковые. А только рым-болт с носорожий хер толщиной все впечталение портит. Все-то вы людишки, что ни пытаетесь рай построить, а без кандальников храму вашему не стоять… Или чертежи вы берете неправильные, или кирпичи вы кладете не руками…