Андрей Лазарчук - Целое лето

Бабушка покивала.

— Отцу звонил?

— Звонил, — с неохотой ответил Глеб.

— И что он?

— Сказал, что у него другая линия.

— И всё?

— Угу.

— Не перезванивал?

— Зачем? Отметился, что живой. Как у него с этой… новой?

— Он передо мной не отчитывается.

— Правда, что на седьмом месяце?

— Может быть. Сама не видела.

— Баб…

— Что?

— А почему это у всех педагогов такие поганые дети вырастают?

— А потому что работа такая, что на них сил не остаётся. И потом… Педагогика — это ведь набор приёмов манипуляции. И как-то к своим детям грешно его применять. Или стыдно… не знаю. Вот и вырастают… маугли. Думаешь, что одной любовью… а никак.

— Маугли, — хмыкнул Глеб. — Да уж… ну, понятно.

— А ты мне тоже тут потерянное поколение не изображай. Я на вас таких за полста лет насмотрелась до икоты. Меня этим не проймёшь. Рано тебе отца судить. Ты ведь про него, по существу, ничего не знаешь…

— Откуда мне?

— Вот и я говорю…

— Так рассказала бы.

Бабушка внезапно замолчала. Задумалась, глядя в свою чашку.

— Расскажу, — сказала она медленно. — Но не сейчас.

— Почему?

— Потому что это долго… и тяжело… и надо многое объяснять. А я устала. И ты устал. И мне надо подумать. А тебе надо выспаться.

— Да высплюсь…

— Утром в школу.

— Чего?

— В школу, говорю. Я директору звонила сегодня, так что ждут тебя с распростёртыми. Уроки в девять начинаются, без четверти зайдёшь к нему, представишься. Школа неплохая… всё ещё. А дальше — разберёмся.

— Давайте, пока доктора в операционной, мы с вами побеседуем тихонечко. Всё равно же надо…

— Да, конечно… — Чубака попытался скосить глаза на милицейского сержанта, но сморщился от внезапной боли за переносицей.

— Костик, ты дикий какой-то, — сказала регистраторша. — У человека наверняка сотрясение…

— Люся, а у нас огнестрел, понимаешь? И значит, где-то шатается отморозок с пистолетом. Анатолий… — сержант посмотрел на бланк, — Гаврилович, вы же понимаете, что…

— Я понимаю. Давайте. Вы спрашивайте, я что смогу…

— Чубак Анатолий Гаврилович, тысяча девятьсот семьдесят пятый, мужской, проживает по адресу пэгэтэ Тугарин, улица Пионерская, дом четыре, квартира четыре, место работы — гимназия номер два, преподаватель физики и математики…

— Всё верно.

— Двадцать пятого сентября около двадцати трёх часов вы возвращались с автопрогулки… куда ездили?

— До трассы, немного по трассе в сторону Элисты, потом обратно.

— А выехали из дому во сколько?

— Не засекал время. Но ещё засветло.

— Часто так ездите?

— Не очень. Когда надо подумать. Отвлечься. Как-то так.

— Понятно. А что, какие-то проблемы?

— А это имеет отношение?

— Не знаю. Сами-то как считаете?

— Думаю, не имеет.

— Ладно… Значит, около двадцати трёх… Кстати, вы ехали при дальнем свете?

— Ну конечно.

— С фарами всё нормально?

— Раньше не жаловался.

— Вы их не меняли, не регулировали?

— С тех пор, как машину купил — только протирал.

— Как же вы гражданина-то не заметили?

— Почему не заметил? Заметил.

— Тормозить начали за двадцать метров. Скорость была восемьдесят с хвостиком?

— Семьдесят — семьдесят пять. Там же поворот и въезд на мост.

— Водитель вы, похоже, аккуратный, ни одного замечания за пять лет. Что же вы тут-то сплоховали?

— Не знаю. Он внезапно появился.

— Выбежал?

— Нет. Образовался.

— Что значит: образовался? Что вы такое говорите?

— То и говорю. Не было, и вдруг…

— То есть вы ни на что не отвлекались…

— Поворот же.

— Ну да, поворот.

— Там ещё волк был.

— Кто?

— Волк. Его я тоже сбил. То есть в основном его. Мужика только зацепил. А об волка бампер снёс.

— Об волка?

— Ага.

— Может, собака это была?

— Да нет, я различаю. Точно волк.

— Ладно. Итак, вы остановились, вышли из машины, осмотрели пострадавшего…

— При столкновении сработали подушки безопасности. Меня ею, кажется, контузило. Я думаю, что был без сознания какое-то время.

— Почему вы так думаете?

— Потому что подушка сдулась. Я очнулся, а она сдулась.

— Понятно. Итак, вы вышли из машины…

— Да. Я вышел, увидел, что у переднего колеса лежит человек, весь в крови, затащил его в салон и привёз сюда.

— Затащили в одиночку?

— Да.

— В нём ведь килограммов сто двадцать.

— Ну, я и сам не маленький…

— И всё равно…

— Ну а вы бы что, не смогли?

Наученный горьким опытом, Чубака просто повернул голову и посмотрел на сержанта. Начало сползать мокрое полотенце, он поймал его и придавил. Голова совершенно чужая. Полено, а не голова.

Сержант почему-то смутился. Он был того странного типа русоволосых, легко краснеющих мужиков, которые на поверку часто оказываются самыми бессовестными циниками.

— Ну, не знаю…

— Я, если честно, и сам не знаю, как его втащил, — сказал Чубака. — Как-то смог. Ну и всё.

— И не заметили дырок в боку?

— Вы же видели, какой он грязный… А, так вы же не застали его в начальном виде. Слой грязи в два пальца толщиной… я не преувеличиваю. В два пальца.

— Свежей грязи?

Чубака задумался.

— Пожалуй, что свежей.

— Тогда, наверное, в салоне…

— Не сомневаюсь.

— Подождите, я сейчас…

Чубака смежил веки. Тут же перед глазами возник медленный огненный водоворот. Будто рождалась вселенная.

Вернулся сержант.

— Пахнет тиной, — сказал он. — Мог он выбраться из речки?

— Откуда же я знаю, — сказал Чубака. — Берег там вроде бы позволяет.

— И больше вы ничего и никого не видели? Ни людей, ни машин?

— Людей не видел. Машины попадались навстречу… попутных не было.

— И стрельбы не слышали?

— Не слышал. Никаких подозрительных звуков.

— Странно всё это, — задумчиво сказал сержант.

Чубака промолчал.

— Ладно, я сейчас протокол заполню…

Раздался звук шагов. Появился Сергеев. Быстро подошёл к Чубаке:

— Анатолий Гаврилович, посмотрите сюда… — помахал у него перед глазами двуперстием, — язык покажите… Сознание теряли? Впрочем, всё равно. Люся, оформляй историю, диагноз: ЧМТ, сотрясение головного мозга, ушиб головного мозга под вопросом, ушиб мягких тканей лица, перелом носовой перегородки под вопросом. В хирургию, во вторую палату… что?

— Валентин Викторович, а как раненый? — спросил сержант.

— Феноменально, — сказал Сергеев. — Давление держит, а это сейчас главное. Железный старикан.

— Пули достали?

— Все навылет, — покачал головой Сергеев. — Похоже — подчёркиваю, похоже, — девять миллиметров. Ну и не «макаров», конечно. «Шмайссер», скорее. Стреляли в спину. Пока это всё.

— А когда?..

— Костя, — задушевно сказал Сергеев. — Сколько лет мы знакомы? Года четыре?

— Ну… где-то так.