Андрей Лазарчук - Целое лето

— А вдруг? — спросил Шабельников. — Я вроде как гипнозу не поддающийся.

— Это не гипноз. Ладно. Вы ведь местный, коренной?

— Да, здесь родился.

— А родители?

— Мать тоже здесь, отец из Знаменска. А что?

— Живы?

— Мать жива.

— Тогда она сможет подтвердить… хотя бы кое-что. Так вот. На Землю осуществляется инопланетное вторжение. Медленное, постепенное, в режиме инфильтрации. Карпов, Арабова, Благоволин — это тот, с четырьмя дырками — уже не люди, они пришельцы, только замаскированы под людей. Давайте, пока машину греют — пять минут поговорим с Карповым.

— Он не сотрудничает… Слушайте, товарищ полковник, вы это что — всерьёз?

— Да. Абсолютно всерьёз. Правда, пойдёмте потолкуем с ним. Мало ли — с вами не сотрудничает, а со мной захочет… Так вот, я про мать. Спросите её, помнит ли она, что было в мае шестьдесят восьмого. Возможно, она не сразу захочет об этом говорить, но — проявите настойчивость…

Карпов лежал на металлической лежанке, прихваченный наручником к решётке. Он так и был в измызганной кровью рабочей робе.

— Это красивая местность, — сказал Аспирант.

Карпов не прореагировал. Однако по каким-то микродвижениям, по незаметному изменению дыхания, по дрогнувшим векам — но Аспирант понял, что его услышали.

— Ты сейчас спрашиваешь себя, как ты здесь оказался, каков план действий, где остальные, близко ли они, — продолжал Аспирант. — Что с тобой происходило, почему ты терял контроль над собой, что за странное место ты посетил в предыдущей высадке. Ведь так? Я могу ответить. Как твоё имя?

Карпов молчал.

— Могу рассказать, что ты видел последним в том, прежнем теле. Ты был сержантом-пограничником по фамилии Авдеев. Ты благополучно пересёк контрольно-следовую полосу и подходил к проволочным заграждениям на сопредельной стороне. Ты не знал, что турки поменяли схему минных полей, и потому напоролся на мину-лягушку. Ты видел, как она выпрыгнула, и остался стоять…

Карпов как-то странно вздрогнул всем телом.

— А теперь ты наверняка задаёшь себе вопрос: как ты вновь оказался в городе, где разгромили десант? Если ты «спящий», то кто твой напарник? Почему ты в теле калеки? И ты прекрасно знаешь, что те, кто прилетят — а они прилетят — зададут тебе эти же вопросы. И лучше бы тебе узнать на них ответы, потому что в противном случае тебя ждёт не продление очереди, а распылитель. Подумай пока. Я скоро вернусь…

Из подполья-убежища выбрались часов в семь утра и ещё немного задержались в доме — вроде как попить чаю и собраться с мыслями. На самом деле просто было страшно выходить наружу. Все успели пропитаться тем подспудным страхом ожидания ужасного, который более всего мешает человеку; когда уже что-то случается, становится легче. Ещё раз уточнили по карте, кто какие места обследует и на что обращает внимание; договорились о связи, если не восстановится телефонная (когда кто-то что-то найдёт, то самому сюда приходить не надо: в магазинчике — вон там, наискосок — будет сидеть умная девочка Алёна Петухова, ей передать записку, и всё); снова попили безвкусного чаю с подмокшим печеньем…

— И вот ещё что, — задумчиво сказал Степан Григорьевич. — Кто из вас учится как?

— Да всяко, — сказала Аня. — А что?

— Да то. Когда опыты проводили, заметили, что те ребята, которые в школе лучше успевают, дольше остаются невосприимчивыми к подсадкам. Лет буквально до восемнадцати-девятнадцати. А двоечники-троечники — те и в пятнадцать рискуют поддаться. Я вот и подумал…

Все посмотрели на Воху.

— Да ладно, — сказал он. — Пусть только сунутся.

— Я с Вохой буду ходить, — сказала Аня. — Прослежу, если что.

— На рожон не лезьте, — сказал Степан Григорьевич. — Всё и издали можно рассмотреть и понять. А близко не подходите. Она хоть и не случится, подсадка эта, да всё равно приятного мало…

— Приятного мало, — сказал задумчиво Глеб, — а полезного — под крышечку.

— Это потому что ты его взять смог, — сказал Степан Григорьевич. — А взять смог потому, что готов был. А когда неожиданно — это как зюзей с песком по темечку. И тоже раз на раз не приходится. Кто-то встал и отряхнулся, а кто-то, бывало, и без сознания по два часа лежал. А кто-то и вовсе не очнулся — случалось такое, говорят… Так что вот.

И тут разом зазвонили все телефоны.

— Да, пап, — сказал Суслик. — Что? Нет, не дома. С Вохой. Ну, просто так, а что? Прямо сейчас?

— Что? — сказал Воха. — Ага. Понял. Да, сейчас приду. Ага…

— Да, мам, — сказала Аня. — Со Стаськой, как обычно. Нет, всё нормально. Лучше вечером. Да не переживай…

— Нет, мам, — сказала Стася. — Просто связь барахлит. Что? Я тебя не слышу…

— Что? Кто? — спросил Глеб. — А, Андраник Григорович, здравствуйте. Связи не было… что? Когда? Да, я немедленно…

В ушах зазвенело. Он медленно встал. И Воха тоже встал.

— Я искать потом буду, — сказал Воха. — Отца замели. Говорят, убил кого-то…

— Не может быть! — почти крикнула Аня.

— Ты его не видела просто, — сказал Воха. — Кровищи… Так я пока пойду. Разберусь, а там…

— Конечно, — сказал Степан Григорьевич.

— Я тоже пойду, — сказал Глеб. — Бабушка умерла. Свет вырубился, а у них там генератор забарахлил… ну и всё.

— Хочешь, я с тобой? — спросила Стася.

— Я хочу, но лучше не надо, — сказал Глеб. — Ты «посредник» ищи, это важнее. Это самое важное сейчас.

— А меня отец дёргает, — сказал Суслик. — Говорит, что-то срочное. Я сбегаю узнаю, а потом…

— Остаёмся мы две разведчицы, — сказала Аня. — Белка и Стрелка. Можно ещё Сисина подключить.

— Что за Сисин? — насторожился Степан Григорьевич.

— Нашего тренера сын. В седьмом классе учится. Но башковитый… Его бы с вами познакомить — обоим интересно было бы. Привести?

— Потом. Хотя… Нет, всё равно потом. И не надо привлекать.

— Почему? Он правда башковитый.

— Не надо. Прошу. Долго объяснять…

— Ну, как скажете.

— Если ничего не найдёте за день, приходите, когда стемнеет, — сказал Степан Григорьевич. — Будем думать вместе. И приходите не все сразу, а как бы поодиночке.

— Договорились, — сказал Глеб. — Я в больницу, а потом — искать. На связи.

— На связи, — сказала Стася.

И тут кто-то позвонил в дверь.

— Спокойно, — сказал Степан Григорьевич. — Я посмотрю…

У него и правда была камера над входной дверью. Мониторчик, конечно, оставлял желать лучшего… в общем, ни черта не понять. Наверное, Степан Григорьевич просто привык.

Глеб, держа в кармане руку на «посреднике», двинулся вслед за ним.

— Сизов! — голос, хоть и приглушённый толстым металлом, не узнать было невозможно. — Открывай, Бледная Мощь!

— Машка? — не поверил Степан Григорьевич. — Ты, что ли?

— Я!

— Ты одна?

— Одна.