Андрей Лазарчук - Целое лето

Мы с ним поругались тогда просто до мордобоя. А потом я понял, что Лёшка может быть прав. Но у нас уже не осталось возможности всё это обсудить.

Потом ещё многое подверглось переосмыслению нашими аналитиками. Эта история с радиотелескопом, например, которая не укладывалась ни в какие рамки. Зачем балогам какая-то земная железяка, когда их корабли-разведчики выходили на цель с точностью до метра, при этом оставаясь невидимыми во всех диапазонах? Любого Мыслящего аппаратура балогов находила практически на любом расстоянии и сквозь любой вообразимый экран — так что приводным маяком мог служить каждый Десантник. А в нашем случае: необходимость захватить некий заметный, но ничего не значащий объект, да ещё точно к назначенному часу… — ничего не напоминает? Кто сказал «Зарница»? Короче говоря, аналитики выстроили так называемую «логически непротиворечивую версию» из накопившихся фактов, собранных во время вторжения (сюда же относится информация, полученная от Благоволина и Линии девять), потом нашими разведчиками Машей и Севкой, потом в семьдесят третьем, когда удалось допросить несколько десятков Десантников. Получалось так, что планеты, пригодные для колонизации, как бы разыгрывают по конкурсу между разными группами-кланами-нациями балогов: нужно выполнить некое формальное задание, и планета твоя. Но по всему выходит так, что клан «Астра» (так мы условно назвали тех балогов, которые высадились в Тугарине в шестьдесят восьмом; просто по алфавиту: известная нам «Астра», гипотетические «Барвинок», «Василёк» и далее по гербарию…), хотя и провалил задание, решил не уступать своё место в очереди, а за Землю зацепиться (возможно, вступив в противоречия с другими кланами); то, что в верхах балогов очень беспокойно, мы поняли по рассказам наших разведчиков — так что, возможно, там и дисциплинка хромает, и власть не слишком прочно держится… Всё это, конечно, было «открытиями на кончике пера», но что делать — другого материала для размышлений не было. Пока не было…

Что занимало ещё: почему балоги нацеливались не на мегаполисы, где их образ действия был бы сокрушительно эффективным, а на два крошечных городка: на наш Тугарин и на Сьерра-Бланка в Техасе, на границе с Мексикой? После того, как карантинные мероприятия там и там закончились, городки просеяли буквально по камешку — и не нашли ничего интересного (разумеется, с нашей точки зрения). Оставалось предполагать, что места высадки балоги выбирали методом тыка, — но что-то мешало поверить в это до конца.

Ольга Игнатьевна, жена Стаса, за те пару-тройку лет, что я её не видел, изрядно раздалась в ширину, но всё ещё оставалась миниатюрной — примерно в половину мужа. По дороге Стас позвонил ей, предупредил, что гостей будет на одного больше, и к приезду нас ждал накрытый стол: фарфоровая кастрюлька дымящейся солянки, пирожки с печёнкой, настоящий беф-строганов (а не то неудобьсказуемое что-то, что подаётся — причём обычно щепотками — в московских ресторанах) с рассыпчатой картошкой… Трактир «Елена Молоховец» был их семейным предприятием, а заодно и явочной площадкой Конуры. Понятно, что ко всему этому великолепию был подан графинчик в меру холодной хреновухи… В общем, мы отменно расслабились с дороги, обрели свежесть и ясность ума и сообразительности, и вскоре Ольга Игнатьевна, которая по прежней специальности была ветеринаром, вдруг внезапно узнала, что Яша — тоже ветеринар… Через пять минут их было не отвлечь.

— Пойдём-ка покурим-ка, — предложил Стас.

Курил он в кабинете, здесь был специально оборудованный уголок о двух креслах, антикварном столике и маленьком, но вполне настоящем камине, который заодно работал и вытяжкой.

— Угощайся, — Стас подвинул мне ящичек с сигариллами, а сам стал набивать трубку. — Вот эти, светлые — натуральный табак, а потемнее — коньячные…

Я взял коньячную, обрезал кончик, неторопливо прикурил. Всяческие табачные штучки у Стаса всегда были на высоте. Одно время он баловался кальяном, но потом вернулся к европейской классике.

— Итак? — спросил я.

Не отвлекаясь от трубки, он показал глазами на полку. Я посмотрел, достал бутылку и два бокала. «Хеннесси». Не спрятаться, подумал я и налил по чуть-чуть.

— Парня хочешь представить шефу? — спросил Стас.

— Да. Для того и ехали.

— Как он тебе?

— Впечатляет.

— Завтра с утра, может быть, испытаем?

— Попробуем. Просто, насколько я знаю, шаманам нужно время для адаптации — к новому месту, к обстановке…

— Времени-то у нас как раз…

— Рассказывай.

Новостей класса «ахтунг» было две. Во-первых, Комитет внезапно возбудился, и возбуждение это было чрезвычайным. Только перехватываемый нами трафик возрос раз в двадцать в сравнении со среднегодовым. Что там они посылали по закрытым от нас каналам — бог весть. Дешифровальщики горели на работе, но всё равно отставали на три-четыре смены шифров и на полтора-два месяца времени. То есть сейчас мы получали разрозненную информацию, переданную в середине августа. До всплеска трафика был ещё почти месяц… Во-вторых, нам в кои-то веки удалось взять языка.

В Путоранах разбился вертолёт «Дельфин ЕС-155», с которого богатенькие буратины отстреливали снежных баранов. Надо полагать, это чистое совпадение, что разбился он просто в полукилометре от лагеря нашей экспедиции и что никто не выжил, а тела унесло потоком. Но как бы унесло не все тела, одно нам досталось и сначала было допрошено на месте, а потом переправлено в некое «убежище-11», где было допрошено уже с применением спецресурса. И не подумайте, что это пытки; пытки в ряде случаев бессмысленны; это так называемая «психотомия»… подробности можно пока опустить. В общем, выяснилось, что данный индивид шесть раз проходил курс лечения в клинике на озере Комо, что в Итальянских Альпах — и которая (секрет Полишинеля) принадлежит Комитету — не всему, конечно, а самым хитрым и жадным из генералов. В клинике творят чудеса простейшим методом: подсаживая в тела землян баложских Десантников, которым ставят условия: лечение и омоложение тела, а иначе — в распыл. И те, конечно, лечат… В общем, итог психотомии был таков: перед нами уже не человек. Десантник из него извлечён, но сам он остался баложским агентом. Балог во всём: в системе ценностей, в способе мышления, в психоматрице (что бы это ни означало; когда я слышу слова «биополе» и «психоматрица», моя рука тянется к выключателю реальности…) Прикинули количество очень богатых и влиятельных людей, прошедших через одну эту клинику за почти двадцать лет её существования, и пришли на копчик. Но, что хуже всего, всё руководство Комитета активно и охотно пользовалось ею на халяву…