Георгий Ефремов - Из железного плена

— А вот, наконец, и наш русский коллега с Кларой. Точность — вежливость королей!

Карл-Йорг был одет в несколько старомодную пару. Белая накрахмаленная рубашка, галстук. Движения чопорные.

Александр и его спутница прошли внутрь, с любопытством оглядываясь по сторонам. Свет давали большие канделябры со свечами на стенах. Комната, в которой стоял накрытый стол, была намного больше кабинета Ивашова, и убранство ее с первого взгляда поражало воображение великолепием и тонкостью отделки. Мебель из старого, почерневшего от времени дуба с удивительно красивой резьбой, вокруг длинного овального стола стояли стулья с подлокотниками и высокими резными спинками. Неровный свет канделябров играл на начищенных барельефах мебели.

Карл-Йорг под приветственные возгласы присутствующих усадил их за стол, знакомя со своими гостями. Из четырех человек, сидевших за столом, двое были знакомы Александру: Мейер, с приторной улыбкой кивавший ему, и Экерюд. А невысокую белокурую Виану Пресутти и длинного худого Жермена де Гера он видел впервые.

— Наша компания в сборе, — радостно объявил хозяин. — Дорогие гости, разрешите наполнить ваши бокалы!

Он с громким хлопком открыл бутылку шампанского, вынутую из ведерка со льдом, и разлил искрящийся золотистый напиток в переливающиеся светом хрустальные фужеры. Александр откинулся на стуле, с удовольствием ощущая податливую мягкость его спинки. Высокие подлокотники стульев рождали ощущение маленькой, пока еще не захлопнувшейся клетки. Сидевшие напротив де Гер и Виана Пресутти бросали на него, исподтишка любопытствующие взгляды.

Шреккенбергер, несомненно хотел произвести насвоих гостей экстравагантное впечатление необычностью обстановки и подчеркнутым духом старины. Оглянувшись, Александр заметил на стене коллекцию холодного оружия — длинные двуручные мечи крестоносцев, короткие кинжалы и стилеты. Так, видимо, Карл-Йорг представлял себе жилище средневековых германских рыцарей.

— Друзья, — раздался зычный бас Шреккенбергера, — я собрал вас здесь, как я уже и говорил, в честь небольшого успеха, который со временем будет иметь далеко идущие последствия. Однако прошу вас забыть об этом, потому что это лишь повод встретиться. Ибо мы — цвет науки. И поэтому первый тост, который я хочу произнести, — это тост за единство. За единство в мыслях, за единство в наших делах, друзья! — он высоко поднял свой бокал.

«Не рано ли он приписал меня к своим друзьям? — насмешливо подумал Ивашов. — Ведь и видит-то меня всего второй раз». Он тоже приветственно приподнял свой бокал и выпил. Шампанское оказалось холодным и очень вкусным. Поставив фужер, Александр осмотрелся. Глаза привыкли к необычному освещению. Сидящей справа от него Кларе Экерюд уже накладывал на тарелку какой-то салат. Слева Мейер доставал вилкой кусок буженины. Де Гер увлеченно беседовал с Вианой Пресутти. На лицах появились улыбки, в глазах веселые огоньки.

— Что за успех у тебя, Карл? — поинтересовался Экерюд, — тебе удался какой-нибудь любопытный штамм?

— Все равно он тебе ничего не скажет, — бросила Пресутти.

— Жермен де Гер, — Клара склонилась к Ивашову, — занимается тем, что называют генной инженерией. В некотором смысле он конкурент Шреккенбергера.

— А Пресутти?

— Про Виану толком я ничего не знаю. О ней и ее работе даже слухов никаких нет. Что-то сверхсекретное.

— Ясно.

— Не стоит за столом говорить о работе, — отмахнулся Карл-Иорг, отирая усы после шампанского. — За столом надо веселиться!

— Как вам нравится наш Шреккенбергер? — повернулся к Александру Мейер. — Я просто в восторге от его пышных обедов и ужинов.

— Но, — вставил Ивашов, — насколько я понимаю, это ему вовсе не мешает плодотворно работать в ТНУ?

— О, нисколько! — поднял брови Отто. — Шреккенбергер одна из наших надежд и знаменитостей. Он еще заставит говорить о себе.

— А чем он занимается?

Мейер усмехнулся и покачал головой.

Карл-Иорг встал и, подойдя к информблоку, включил бравурную музыку старинных немецких композиторов.

— О работе наших сотрудников говорить не принято, — Отто задумчиво опустил руки на подлокотники стула, — вы, наверное, сами заметили, что к вам никто не приставал с расспросами. Мы здесь все делаем одно общее дело. Важно то, что, хотя и порознь, в далеко стоящих друг от друга науках, мы куем фундамент одного здания.

— Вавилонская башня? — усмехнулся Ивашов.

— Красивый древний миф, — задумчиво нахмурился Мейер. — Мне кажется, и вы тоже должны согласиться, что время для претворения в жизнь этого мифа приближается. Бог разделил людей, дав им разные языки, и они не смогли достроить свою башню. Но теперь-то, наконец, мы говорим на одном языке?!

— Вы имеете в виду английский?

— Я имею в виду язык взаимопонимания, герр Ивашов.

— Прекрасная идея, — возопил Шреккенбергер, дожевав сочный кусок ветчины, — друзья, давайте выпьем за взаимопонимание между нами. Отличный тост!

— Вы напоминаете мне сюжет одной из двух картин Брейгеля, которые висят в моих апартаментах, — заметил Александр, — но в таком случае я напомню и второй — «Притчу о слепых». Как вы полагаете, много ли было взаимопонимания между теми, кто на ней изображен?

— О, вы излишне пессимистичны, — отшутился Мейер, кольнув Ивашова жестким взглядом. На его лице играли неровные блики от свечей. — Мне кажется, ваше сравнение не совсем удачно.

— Я ловлю обрывки беседы нашего уважаемого Отто с герром Ивашовым, — Карл-Иорг энергично разливал шампанское в подставленные бокалы, — и этот разговор мне нравится.

«А у Шреккенбергера острый слух», — подумал Александр.

— Итак, коллеги, — поднял бокал Карл-Йорг, — позвольте мне снова привлечь ваше внимание. Я предлагаю выпить за взаимопонимание, царящее за этим столом да и вообще в стенах Института ТНУ. За то взаимопонимание, которое убережет нас всех от внутренней слепоты и ограниченности. Действуя вместе, единым фронтом и единым напором, мы добьемся искомой цели! Мы добьемся искомой цели! Мы добьемся счастья для людей нашей планеты!

На этот раз Шреккенбергер стал чокаться и тонкий хрустальный звон наполнил гостиную. Бравурная мелодия незаметно поднимала настроение, и Александр почувствовал, что его подавленность и неуверенность, рожденные неудачной расшифровкой утренних формул, проходят.

— Карл, — заметила Пресутти, — а вы это серьезно?

— Что именно, дорогая Виана?

— Ну, насчет единого фронта, искомой цели и счастья всех людей?

— Как, неужели вы сомневаетесь в моей искренности? — шутливо разгневался Шреккенбергер. — Что ж, мне остается лишь скорбеть…

— Жизнь научила меня тому, что наиболее пышно говорят о том, во что не верят, — улыбнулась Пресутти.