Георгий Ефремов - Из железного плена

С тех пор Чеменю каждый год приносят в жертву быка…

Странный сон посетил Ивашова в изоляторе. Снова совершенно непонятные знаки, снова смятение и неуверенность. Однако гораздо яснее, чем прежде, он понял, что эта серия самым тесным образом связана с происходящими с ним событиями. Но причем здесь инопланетяне, каким образом это касается будущего Звена контакта?

Александр лежал на жесткой кровати, в комнате, как две капли похожей на ту, что встретила его в первые дни пребывания в стенах Института. Снова бьющийся далеко внизу океан, снова потемневшее свинцовое небо. Не меньше загадочных передач его интересовал случай с Шреккенбергером. Что с ним произошло? Нервный припадок? Безумие? Или какой-то заранее спланированный фарс? Но какие цели он мог преследовать? Ответа на эти вопросы не было, и, злясь на самого себя за беспомощность, Ивашов неподвижно лежал в кровати, разглядывая блики на однообразном сером потолке.

День близился к концу. Солнце, чьи лучи с трудом просачивались сквозь плотную завесу туч, светилось багровым кругом над самым горизонтом.

«Если Шреккенбергер сошел с ума, — продолжал рассуждать Александр, — то почему Мейер приказал отправить всех в изолятор? Непонятно. Это можно было бы объяснить тем, что, например, Карл-Йорг заразился каким-нибудь страшным вирусом… Но где и как, почему он сам не знал об этом? И почему так странно проявилась его болезнь? Если же принять версию о розыгрыше, подстроенном специально для него, Ивашова, то какова может быть его цель? Напугать? Глупо. Изолировать?

Но зачем? Может быть, Мейер решил застраховать себя от всевозможных неприятностей со строптивым сотрудником? Но ведь ему все равно придется освободить Ивашова, иначе он перестанет давать информацию…»

Продолжая пластом лежать на кровати, Ивашов попытался сосредоточиться на расшифровке таинственных сигналов. И тут совершенно — неожиданно и с определенной ясностью к нему пришло осознание их смысла. Это было похоже на удар грома среди ясного неба. Не веря самому себе, Александр еще раз под новым, углом взглянул на ряды формул и схем, запечатлевшихся в его сознании, и прижал ладонь к разгоряченному лбу. Так и есть. Все сходилось! Вот она, разгадка секрета!

Раздался стук и тут же дверь распахнулась. Ивашов слегка приподнялся и обернулся. На пороге стоял Мейер. Его лицо было бледнее обычного, под глазами залегли серые припухшие круги.

— Добрый день, герр Ивашов, — негромко сказал он, — вернее, добрый вечер!

Отто закрыл за собой дверь и тяжело опустился на единственный стул, который был в изоляторе. Некоторое время он остановившимся взглядом смотрел на Александра, потом, вздохнув, провел рукой по лицу, словно освобождаясь от невидимой паутины.

— Произошло что-то серьезное? — спросил Ивашов.

Версия о его отравлении и заражении явно давала течь.

Интересно, что же произошло на самом деле?

— Да… Произошло, — вяло ответил Отто. — И очень серьезное. Мы потеряли одного из наших лучших сотрудников, одного из прекраснейших друзей!

— Шрекенбергер?

— Да, — одними губами ответил Мейер, — дружище Карл…

— Неужели он умер? — поразился Ивашов. — Но отчего?

— Умер? — удивленно воззрился на него Отто. Потом, словно вспомнив что-то, опустил глаза и отрицательно покачал головой. — Нет-нет, не умер. Хуже.

— Что может быть хуже?

Мейер качнул плечами.

— Многое может быть хуже, чем смерть.

— Но что же с ним произошло? Ведь в начале вечера он выглядел вполне нормально.

— Простите меня, терр Ивашов, но я совершенно измучен. Давайте я проведу вас обратно в вашу квартиру. Контрольный срок вышел — и с вами ничего не произошло.

Это, пожалуй, самое приятное за последние двадцать часов. Если бы еще и вы…

Он поднялся, держась за стул.

«И я? — подумал Ивашов, — что «если бы еще и я…»?

Александр тоже встал. Они вышли в коридор и медленно двинулись к лифтам. Кругом царила невероятная тишина и неподвижность. Даже неутомимый байцер, высунувший свою морду из ниши в конце коридора, казался каменным изваянием, сфинксом, а не быстроногим крысороботом. Когда они — проходили мимо него, Ивашов заметил, что у «травильщика» даже не двигаются проволочки-усы на металлическом носу. Видимо, Мейер каким-то образом — подавлял высокую активность этих хищных созданий ТНУ.

Таким же неторопливым шагом они дошли от лифта до квартиры Ивашова. Зайдя в кабинет, Отто рухнул в удобное кресло и расслабился. Александр видел, каких усилий стоило ему сосредоточиться.

— Вот мы и пришли, — сказал Мейер, — все в порядке.

— Как Клара?

Отто криво улыбнулся одними уголками губ и кивнул.

— И с Кларой все в порядке. Со всеми все в порядке. Только вот дружище Карл-Йорг… Его больше нет с нами.

«Странно он говорит, — подумал Александр, — Шреккенбергер не умер, и все же его больше нет с нами. Что с ним?»

Мейер устало смотрел на Ивашова, с трудом фокусируя взгляд, словно пьяный.

— Самое скверное, — бросил он, почти не шевеля губами, — самое скверное будет, если обнаружится, что это работа де Гера. Очень будет плохо, если в эту историю окажется замешанным де Гер.

Ивашов молчал, состроив понимающую мину. Мейер начал говорить что-то интересное. От усталости у него развязался язык. Если сейчас начать его расспрашивать, он наверняка опомнится и замолчит.

— А если это работа Жермена, — продолжал размышлять Отто, — то тогда придется послать к чертям всех биологов. А то они из-за взаимных распрей перетравят половину персонала Института. — Этого допустить нельзя!

Веки Мейера неодолимо тянуло вниз, и он то и дело, встрепенувшись, встряхивал головой. — Помолчав минуты две, он непонимающе уставился на Ивашова, и через некоторое время, медленно улыбнулся. Казалось, Мейер теряет нить своих рассуждений.

«Значит, Шреккенбергера отравили, — соображал Александр, — я был прав в своих предположениях. Но неужели де Гер? Впрочем, я же видел, какой странный торжествующий взгляд бросил он на Карл-йорга, когда с тем начался припадок. Что за снадобье использовал Жермен, какое действие оно оказывает на жертву? Не убивает, но, как сказал Мейер — это хуже смерти!»

— Одно хорошо… — заплетаясь, прошептал Отто, — хорошо, что с Ивашовым пока ничего не произошло…

После этих слов Мейер замер с закрытыми глазами и через минуту негромко засопел. Бессонная ночь, тревоги сморили его, едва он оказался в мягком кресле.

Александр бросил взгляд по сторонам. За окном сгустились сумерки. Плотные тучи не пропускали слабого света звезд и луны. «Такие ночи черны, словно китайская тушь, — подумал он, — это, пожалуй, идеальное время для побега. В такой кромешной тьме гнаться за беглецом очень трудно».