Игорь Дручин - Глухая орбита вечности

Астрофизик убрал изображение и пустил приставку.

— Какую структуру выбираете? Древнюю, молодую?

— Ну, молодую.

Рэм Лазаревич включил изображение, и на экране появился морской берег с постепенно поднимающимися утесами.

— Угадали, Ниночка. Значит, вам играть белыми.

— А как вы их различаете?

Тут уж поднялся Никишин и неторопливо изложил всю суть своей гипотезы.

— Да, мальчики. Кажется, я действительно поторопилась с санкциями, но не в моих правилах их отменять... Ничего,— утешила она их напоследок.— Рэм Лазаревич выйдет из отпуска на сутки раньше, значит, успеет рассчитать. Жаль, жаль...

Штапова вынула записи из информатора и сунула их в карман.

— Впрочем, вам спешить особенно некуда. Раньше весны все равно гипотезу не проверишь...

Красноватый отблеск зари залил кабинет, отсвечивая на полированной поверхности стола и подкрашивая его в теплый коричневатый тон. Игра света отвлекла Байдарина от работы. Пожалуй, расчетов на сегодня хватит. Все равно данных слишком мало... Вот будет хотя бы три полных цикла наблюдений... Метеоролог заложил руки за затылок и потянулся. Последнее время его не покидало состояние безмятежности. Вот и сейчас, даже в отсутствие Ии, он не испытывал одиночества. Его день был насыщен до предела. С утра, после обсчета наблюдений с сети опорных автоматических метеостанций, расположенных в различных климатических зонах, он часа полтора поработал на огороде, подготавливая вместе со своим кибернетическим помощником почву и высаживая семена ранних овощей, потом была консультация с Седельниковым. Они решили установить еще несколько автоматов в предгорных районах, где часто формировались массы холодного, стекающего с гор, воздуха, которые затем передвигались вдоль горной страны и выходили на степное плато в районе приземления корабля. Потом поступали очередные сводки и надо было снова уточнять обстановку и проверять расчетные направления передвижения воздушных масс...

Байдарин вышел на крыльцо. Неправдоподобно огромное красное солнце уходило за горизонт. Диск его почти в десять раз превышал земной и от этого становилось не по себе. Померкло ощущение безмятежности и просочилась легкая грусть. Он вдруг почувствовал свое одиночество и бесприютность этого мира. Гулко, как простуженный больной, прокашляла крупная птица и, распахнув широкие крылья, ушла в глубь леса, плавно лавируя между стволами деревьев. Сергей вдохнул прохладный, чуть терпковатый от запаха сосен воздух, с тонким ароматом льющимся невесть откуда: то ли от молодых сосновых побегов, то ли от ранних весенних цветов...

Солнце наполовину ушло за горизонт. Теперь уже невооруженным глазом можно было рассмотреть на диске сложную вихреобразную его структуру с темными и светлыми областями и слегка отсвечивающей короной. Все это наполняло и окружающий лес, и широкую долину, и водную гладь разлившейся по всей пойме реки тревожным ало-красным пламенем... Но постепенно весь окружающий пейзаж темнел, а небо разгоралось, как будто огонь, возгонясь, покидал землю и, поднимаясь, как пар, в высь, постепенно захватывал всю атмосферу...

Солнце село, но тонкие перистые облака, растянутые кисейными полосами, продолжали светиться, и в этот момент что-то знакомое замаячило над горизонтом. Силуэт космического корабля проявился, как фотография, с такой же четкостью и соблюдением степени контраста. Можно было отчетливо разглядеть не только каждый амортизатор, но и покореженный при посадке двигатель, и буйные весенние степные травы, и движущийся к кораблю планетоход...

Сергей опрометью бросился в дом за теледатчиком. Боясь, что за время его отсутствия мираж исчезнет, он включил его и подал сигнал общей связи.

— Внимание! Уникальное явление природы! Смотрите все! Может быть, успею показать,— комментировал он на бегу.

Но мираж и не думал исчезать. Еще в течение пяти минут им любовались все, кто имел под рукой экран-приемник видеосвязи. Из люка, стоящего у корабля вездехода, появилась фигура и принялась размахивать руками.

— Скажи, дорогой, ты видишь, что я делаю,— услышал Сергей голос главного пищевика.

— А, это ты, Гафур? Размахиваешь руками.

— Скажи, пожалуйста! Все видит. Как так может быть?

— Не знаю, Гафур. Думаю, создались благоприятные атмосферные условия, и я воспринимаю отраженные лучи.

— Но тогда изображение должно быть перевернуто.

— Значит, двойное отражение.

— Ровно восемь раз, Сережа,— подключился Седельников.— Я тут посчитал уже несколько моделей. И только одна дает кратное расстояние до тебя.

Изображение померкло и быстро растворилось в темнеющем небе.

— Все, сеанс окончен,— сообщил Байдарин.

— Как жаль,— вздохнула Радина.— Хотелось бы сейчас быть рядом с тобой...

— Ия, родная. Ты где сейчас? — смущаясь, что его голос могут услышать все, тихо сказал Байдарин.

— Перебралась в верховья. Завтра поставим последний водомерный пост, и домой.

— Буду ждать.

— Приготовь что-нибудь вкусненькое.

— Хорошо,— Сергей улыбнулся.

— Где ты там, почему я тебя не вижу на экране?

— Вот он я, смотри! — он повернул датчик на себя..

— Скучаешь!

— Нет, ничего. Вот только к вечеру взгрустнулось.

— Ну хорошо. Завтра увидимся. Я выключаюсь.

— Подожди, я тоже хочу посмотреть на тебя.

— Ах, ты все еще на улице?

— Да, но я быстро!

Не выключая теледатчик, он поспешил в гостиную к большому экрану.

Она сидела в надувной палатке у стола. Легкий защитный костюм облегал ее точеную фигурку, и только на голове вместо шлема была вязаная шапочка, из-под которой каскадом спускались длинные влажно поблескивающие волосы.

— Только сейчас голову помыла,— сказала она, перехватив его взгляд.— Ну, насмотрелся? Мне работать надо.

— Пока,— Байдарин вздохнул и выключил связь.

Сначала на яйце появился тонкий прокол, потом еще два сверху и снизу. После нескольких толчков скорлупа дала трещины, и наконец из яйца появилась голова новорожденной ящерицы, усеянная шипами. Вдруг голова закрыла весь экран. По-видимому, ящерица уткнулась в передатчик. После нескольких безуспешных попыток ящерица изменила направление и начала бодать головой мусор в другом направлении. Шаг за шагом пробиваясь в рыхлых гниющих остатках, ящерица постепенно скрылась в проделанном ею углублении. Марина переключилась на наружный датчик и продолжала с интересом наблюдать за выходом ящерицы. Вот край кучи зашевелился, и животное прикрыло глаза от яркого света. Несколько минут она оставалась неподвижной и только приоткрытая зубастая пасть и пульсирование кожи на шее свидетельствовали об усиленном дыхании...

В каюту Волынцевой зашла Зина.