Игорь Дручин - Глухая орбита вечности

— Ох и лентяи,— засмеялся штурман.— Ладно, даю.

Седельников, а за ним и Никишин покинули люк, который начал медленно закрываться.

— Коля, а Радину мы увезем.

— С какой стати?

— Нам повар нужен,— пошутил Антон и добавил: — Осталось две минуты, она не успеет покинуть эквиплан к уйти в безопасную зону.

— Успеет, Антон.

— Не положено, Коля.

— А, черт, Володя, держи ящик.

— Что ты там придумал?

— Открывай верхний люк, Роман, и пусть она бежит в верхний отсек.

Никишин коршуном спикировал в открытый люк, подхватил Ию на руки и по крутой дуге взмыл в воздух. Антон погрозил ему из салона кулаком.

— Не урони, Змей Горыныч!

— Будь спокоен,— Николай покрепче прижал к себе Ию своими огромными ручищами.— Уменьшай подачу энергии. У меня руки заняты.

— С ума сошел! — охнул Роман.— У меня же на шкале крупная градация! Одно деление и грохнетесь!

— Понял. Ия! Держись за шею. Быстро!

Освободив одну руку, он слегка передвинул рычажок, и траектория полета начала выполаживаться. Теперь они падали. Никишин еще раз передвинул рычажок, и падение замедлилось. Толчок оказался сильней, чем предполагал геолог. Падая на бок, он выпустил свою ношу и выключил «лягушку», но все-таки его крутануло напоследок, а струи воздуха отшвырнули Ию в кусты.

Не ушиблась? — вскочил на ноги Никишин.

— Немного,— поморщилась Радина,— вот у щиколотки.

Геолог помассировал ей ногу.

— Идти сможешь?

Ия тряхнула своими золотистыми волосами и поправила рукой сползшую на лоб прядь. Никишин нагнулся и подставил ей плечо. Она оперлась и попыталась приподняться.

— Ой!

Николай поднял ее на руки и понес.

— Больно?

— Ничего,— Ия вдруг заулыбалась.

— Ты чего?

— Так. То хотел снять с маршрута, то вдруг...

— А я и снял,— отшутился Никишин.

— Нет, ты скажи, чем это объяснить?

— Чарами красивой женщины. Устраивает?

— Все шутишь. Ты какой-то неоткровенный, Никишин. Другие, что думают, то и говорят, а ты вечно с выкрутасами. Почему?

Ия уставилась требовательным взглядом в глаза геолога. Тот улыбнулся.

— Так интереснее!

Поставив палатку, Николай уложил Ию на расстеленный спальный мешок и осмотрел распухшую ногу. Установив растяжение связок, он сделал восстановительную ванну и ушел. Ия включила видеосвязь и настроилась на индекс Байдарина. Она осмотрела все комнаты своего дома, но они были пусты.

— Сергей,— позвала она.— Ты где?

— Здесь,— сразу откликнулся он, и на экране проявился пень секвойи, трудами метеоролога постепенно превращающийся в кресло.

— Я повредила ногу.

— Сильно?

— Нет, но сутки придется делать восстановительные ванны. И мне скучно. Закончишь работать, вызовешь. Ладно?

— Так я сейчас.

— Нет, нет! Я не хочу, чтобы ты бросал из-за меня.

Она выключила видеосвязь, и ей стало грустно и одиноко. Будь она здорова, принимала бы участие в организации лагеря или готовила бы ужин на всю ораву. Мужчины не любят возиться и приготовят что-нибудь побольше и попроще, а ей хотелось вкусненького, от мысли, что это невозможно, ей стало невыразимо жалко себя. Она лежала и думала о том, что человек она в сущности невезучий: попала на корабль, которому не суждено вернуться; общительная по натуре, она должна жить в уединении, потому что никакая самая совершенная связь не заменит живого общения; склонность к путешествиям, ради чего она и выбрала профессию гидролога, приходилось удовлетворять короткими вылазками.

Замигала лампочка у входа.

— Кто там? Войдите!

Дверь открылась, и в палатку вошел Варварин. В руках он держал какие-то необыкновенные цветы. Каждый из них был величиной с ладонь; ярко-малиновые лепестки покрытые восковым налетом, казалось, светились изнутри...

— Ой, какая красотища! Аркадий Тимофеевич, где вы их нашли?

— А тут рядом небольшая старица. Они и растут. Как наши лилии... Ну, как себя чувствуешь, болящая?

— Ничего, Аркадий Тимофеевич. Есть хочется. Чего-нибудь вкусненького.

— Вкусненького? — геофизик улыбнулся и потер переносицу.— Это, знаешь ли, не по моей части. Там Никишин орудует. Коля, болящая есть просит.

— Минуточку, сейчас закончу и принесу.

Никишин появился, держа в одной руке столовый ящик, в другой — слегка парящий судок. Он поставил судок и открыл крышку. Мясной аромат разлился по палатке.

— Что это, Коленька?

— Домашнее жаркое, фирменное блюдо. На десерт вишневый компот с сухим печеньем.

Говоря это, Никишин ловко сервировал стол, выставил из ящика компот и выложил печенье.

После ужина настроение у Радиной поднялось. Перед сном она переговорила с Сергеем и, окончательно умиротворенная, заснула.

Климов маленькой лопаткой осторожно расчищал старинную каменную кладку. Нет, у Николая поразительная интуиция или он просто везунчик, как обозвала его Ия. За два дня отряд тщательно обследовал протянувшийся почти на километр обрыв. Не оставили без внимания и ущелье, пробитое через хребет правым притоком, и нигде не обнаружили культурного слоя, хотя Никишин и предполагал здесь найти достаточно молодые слои. Вероятно, этим все бы и кончилось, не случись задержки эквиплана еще на двое суток. Утром, поразмыслив вместе с Варвариным над магнитными и гравиметрическими планами, Никишин надел «лягушку» и принялся крушить дезинтегратором береговой обрыв с таким усердием, что едва не вызвал наводнение; во всяком случае установленный Ией гидрогеологический пост отметил подъем воды до полутора метров. И что же, когда рассеялась пыль, обнаружился не только культурный слой, но и каменная кладка. Правда, Варварин говорил, что мудреного тут ничего нет, так как река наследовала разлом, и оставшаяся часть более древних пород, поднятых при образовании разлома, прикрывала молодые образования. Никишин просто убрал эти остатки, и что любой геолог поступил бы подобным образом, но факт остается фактом. Вторая точка и вторая находка следов древней цивилизации...

— Эдик! Ты слышишь? — голос Ии отвлек археолога от размышления.— Иди-ка сюда.

Климов прошел по расчищенному над обрывом раскопу к столпившейся вокруг какого-то предмета группе. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать в предмете керамический сосуд с узким горлышком. Сосуд был тяжелым. Не похоже, что он набит серой породой культурного слоя. Осторожно расковыряв пробку из уплотнившейся за многие века породы, он тряхнул сосуд и оттуда выкатился золотистый кругляш.

— Что это? — поднял кругляш Варварин.

У Эдуарда от волнения задрожали руки. Он взял кругляш и, не веря самому себе, прошептал:

— Монета. Нет, вы понимаете, монета! Ура!

Басовитый голос Климова сорвался на фальцет.

— Может быть, ты все-таки разъяснишь нам, не посвященным в тайны твоей археологии, чем вызвана столь бурная радость? — улыбаясь, спросил Седельников.