Игорь Дручин - Глухая орбита вечности

— Как давно я тебя не видел, Ия. С тех, самых пор, как ты покинула наш дом...

Она смотрела на него, счастливая и приветливая, и он сразу забыл свою давнюю обиду.

— Ты совсем не изменилась, Ия. Сколько же тебе лет? Тридцать?

— Не надо, милый. Разве это важно?

Конечно, она права. Важно то, что они снова встретились... Только как же это могло случиться? Ия умерла двадцать лет назад. Ему не сказали сразу о ее смерти. Он не присутствовал на похоронах. Может быть, поэтому он и помнит ее только живой. Потом о ее смерти сообщил Ананьин.

На плечо легла дружеская рука. Байдарин оглянулся.

— Ты молодец, что пришел,— сумрачно улыбнулся биолог.— Хочешь, покажу свои новые саженцы?

Они стояли на опытном участке станции. Ровными рядами поднимались маленькие сосенки. Сергей Александрович нагнулся и нащупал упругую колкую хвою. Нет, это не сон. Вполне ощутимые растения и вполне реальный Ананьин... Но куда делась Ия и как он очутился на станции за несколько сотен километров от геологического лагеря? Он взглянул на терпеливо ждущего биолога. Но ведь они все умерли: и Ия и Ананьин! Значит, это все-таки галлюцинация!

— Ты что мне хотел сказать? — спросил Байдарин на всякий случай.

— Не сказать, а показать. Если хочешь, конечно.

Они вышли по дорожке на аллею, перешли по мостику через арык и оказались на участке, где были посажены местные ягодники. Байдарин узнал перистый лист азара, редкого кустарника, напоминающего земную мимозу, но это был настоящий ягодник с крупными сочными оранжевыми плодами, размером с шиповник.

Первый раз он увидел эти ягоды, когда выбирал место под метеостанцию. Тогда Байдарин насобирал их полный термос и привез на корабль. У них был кисловатый, освежающий вкус...

Он поставил термос на стол кают-компании.

— Налетай!

К столу подошла любопытная Эстелла Сандалова. Взяла ягоду тонкими пальчиками.

— Какая прелесть? А есть можно?

Сергей молча кинул ягоду в рот. Эстелла недоверчиво откусила маленький кусочек, затем съела всю ягоду.

— Вкусно!

Толчок едва не опрокинул Байдарина. Наступив ему на ногу, к столу подскочил Сандалов.

— Эстелла! Что ты со мной делаешь? Выплюнь сейчас же эту гадость! А вы, молодой человек! Разве можно... Мы же совсем не знаем планеты, а вы позволяете себе подобное...

— Яков Самойлович, ничего вашей жене не будет. Ягода вкусна, питательна и не содержит ядовитых веществ. Я проверял ее на анализаторе, ел сам... И не одну...

Но электроник, не слушая его, увел жену из кают-компании. Растерянный Байдарин вышел за ними следом.

В своей каюте он уселся в кресло, пытаясь осмыслить, в каком же времени и измерении он находится. Трудно представить себе такую галлюцинацию, когда тебя толкают, отдавливают ноги, когда вокруг тебя четко воплощенная в реальность настоящая жизнь, хотя и давно прожитая... Но почему Сандалов назвал его молодым человеком? Неужели и он, Байдарин, вернулся в то далекое, почти забытое время первых разведочных походов... Как узнать, как определить это? Неожиданно пришла простая и естественная мысль: надо посмотреть в зеркало. Он встал, включил освещение и повернулся к зеркалу. Мелькнуло отраженное кресло, часть стола, и вдруг все завертелось, смешалось... У Байдарина закружилась голова... Он упал и потерял сознание...

Возвращалось сознание толчками. Он чувствовал пульсацию в висках, и от этих биений становилось то светлее, то темнее. Сколько времени прошло в полуобморочном состоянии, Байдарин не знал. Он очнулся в сумерках, после захода солнца. Первое, что бросилось ему в глаза, были собственные руки, лежащие поверх одеяла. Он попытался подняться, но чувствовал себя настолько слабым, что не мог даже шевельнуться. За окном медленно гасли последние зоревые отблески. Сумерки сгущались, наплывающие тени успокаивали и убаюкивали...

Байдарина разбудили осторожные шаги. Солнечный свет пробивался из-под штор узким пучком, в котором плавали мириады пылинок, исчезая и появляясь. Сергей Александрович узнал свою комнату и свою кровать. Сознание вернулось к нему окончательно. Он пошевелил пальцами — рука слушалась его, хотя и не без некоторых усилий. С большим трудом, ухватившись за кровать, он поднялся с постели.

— Сережа! Дорогой! Наконец-то!

На пороге стоял биохимик Журавлев. Байдарин напрягся и, повернувшись, опустил ноги на пол.

— Куда? — испуганно бросился к нему Журавлев.— Тебе нельзя вставать!

— Кто сказал?—попытался приподняться на ноги Сергей Александрович.

— Я тебе говорю, я!—горячился биохимик.—У тебя была полная летаргия. Знаешь, сколько суток ты пролежал без движения?

— Ну?

— Почти месяц.

— Что?! — Байдарин вскочил, но не устоял на ногах и снова плюхнулся в кровать.— Ты серьезно?

— Ну чего ты прыгаешь, как козел? Говорю тебе надо лежать и лежать!

— Да брось ты, Леня. Я же чувствую, что от движений у меня буквально силы прибавляются. Смотри!

Байдарин сидя сделал несколько гимнастических упражнений.

— Видел? А полчаса назад я не мог толком и пошевелиться!

— Вот давай не тряси бородой, а ложись и занимайся гимнастикой лежа. Давай, Сережа!

Метеоролог послушно улегся на кровать и дал себя укрыть одеялом. Успокоенный Журавлев ушел на кухню: больного следовало накормить крепким бульоном.

Сначала Байдарин почувствовал легкое покалывание в мышцах, как бывает, когда отсидишь ногу... Сергей Александрович начал растирать руками тело, но зуд нарастал, становился все нестерпимее. Скоро Байдарину уже не помогало растирание, и он вскочил с кровати, но не устоял, и, хватаясь за кровать, сполз на пол. Метеоролог неистовствовал: каждая клетка, дремавшая в течение долгого летаргического сна, возвращалась к жизни и требовала движения. В течение пяти минут он бился, как в припадке эпилепсии, и только мягкая обшивка пола предохранила его от ушибов. Журавлев нашел его в полном изнеможении в дальнем углу комнаты. Крупные капли пота покрыли все тело, словно после парной.

— Сергей, что случилось?

Байдарин перевернулся со спины и оперся на руки. Биохимик поставил на стол подогретый бульон и помог ему добраться до постели.

— Тебе надо поесть, Сережа.

Байдарин прикрыл глаза. Все мышцы болели, как побитые. Сразу потянуло в сон. Он заснул почти мгновенно и проспал до половины дня. Журавлев покормил его с ложечки и он снова погрузился в сон.

Поднялся Байдарин на восходе солнца от чувства крайнего голода. Журавлев, раскинув руки, спал на соседней кровати полуодетый.

«Измучился он со мной,— подумал Байдарин.— Еле ходит. Глубокий старик, последний из могикан... Как это угораздило меня так заболеть?»

Ему удалось самостоятельно слезть с кровати и, держась за стену, добраться до кухни. Сидя, он подогрел бульон и налил его в большую пиалу. Отхлебнув глоток, сразу почувствовал неудобство: замочил невесть откуда появившиеся длинные усы. Пощупал подбородок и щеки здесь тоже курчавились отросшие волосы... Утолив первый голод, Байдарин отыскал зеркало и не узнал своего отражения: на него смотрели усталые, но необыкновенно молодые и чистые глаза; вместо редких сильно тронутых проседью волос буйно курчавилась на голове густая шевелюра; заросли даже пролысины по краям лба, да и сам лоб был чистым, без единой морщины, как в давней юности...