Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

Самаэль сгорел быстро, в какие-то секунды, будто и впрямь был из соломы.

Краем глаза Лера уловила какое-то движение на другом конце поляны, но подумала, что показалось.

Тем временем сверху на поляну опустился настоящий Самаэль. С него ловко спрыгнул Небирос, одетый в джинсовую пару, и подошел к Лере. Осмотрел с головы до ног, улыбнулся одобрительно, похлопал по плечу, потом присел на корточки перед Тарнеголетом, который, покряхтывая, начал садиться. Иеремия с дробовиком на плече стоял рядом.

— Что тут у нас? — сказал самому себе Небирос, ощупывая грудь Тарнеголета. Расстегнув продырявленный нагрудный карман, залез в него и вынул толстую золотую монету. — Ого, целое состояние.

— Да уж, — согласился Тарнеголет, пытаясь отобрать у него драгоценность. — Этой монете больше двух тысяч лет. Найдена в золотом холме Тель Кедеш, что в Верхней Галилее. Отчеканена в память царицы Арсинои Филадельфы. 28 грамм весу.

— Сколько ж она стоит? — спросил Небирос, не отдавая реликвию.

— История умалчивает, — ответил Тарнеголет и вдруг ловко выхватил монету. — Предпочитаю не оставлять дома, а носить с собой.

Засунул её в карман, а карман вновь застегнул на пуговку.

— Звучит банально, но она спасла вам жизнь, — сказал Небирос, вставая. — Карман желательно зашить.

— А мне Лерочка аппликацию присобачит, — ответил Тарнеголет, поднимаясь на ноги. — Прости, Трезор, не хотел обидеть. (Пёс завилял хвостом). Как, Лерочка, пришпандоришь?

— Что-то вы, Зиновий Захарович, слова какие-то странные выбираете, — отозвалась Лера. — Конечно, пришпандорю.

И добавила:

— Кто же это был-то? Вроде бы в кусты шмыгнул. Или показалось?

— Не показалось, я сверху всё видел, — сказал Небирос. — В кусты шмыгнули два беса. Не волнуйся, твой Василий спит дома без задних ног. Видать, усыпили, коль так спит. Впрочем, толку от него всё равно бы не было. Вот Иеремия — молоток, не растерялся. Замечательно на пару с Трезором сработал.

Иеремия приосанился, а Трезор почесал задней лапой за ухом.

— А что им надо было? — спросила Лера, хотя могла бы и не спрашивать.

— Ты, — спокойно ответил Небирос. — А точнее, в твоем лице Лилит, царица Змаргада, жена Самаэля и Асмодея…. Всё, ступайте, мне ещё образцы собрать надо.

— Пойдемте, царица, — сказал Тарнеголет. — Вам теперь не до аппликаций. Не к лицу.

— К лицу, к лицу, — ответила Лера, взяв его под руку…

Небирос набрал в маленький пакетик золу, а в другой пакетик засунул неаппетитный ошметок, оставшийся от «Черемушкина». После чего оседлал Самаэля и уже через минуту входил в лифт.

Мортимеру не нужно было совать собранные Небиросом образцы под микроскоп или подвергать спектральному анализу. Усевшись за стол, выложил содержимое пакетиков на тетрадный листок, понюхал, ни капельки не брезгуя, размял в пальцах и вынес вердикт:

— Дешевка. Такое изделие и дня не проживет. Но!

Встал из-за стола и принялся мерять шагами лабораторию.

— Асмодей облапошил нас, как школьников, — сказал он. — На нашей же территории. Подсунул синтетику, обычную болванку, Планзейгер и не среагировал. Вопрос: что могла сделать болванка?

Сидевший на подоконнике Небирос пожал плечами.

— Умыкнуть Леру не смогла бы, защитный купол ей не по зубам. Тут и Асмодей опростофилился бы — продолжал Мортимер. — Уволочь в тартар? Кто же позволит? Может, есть на Объекте такое место, о котором мы не знаем? Мертвая зона, так сказать, откуда сюда и прёт всякая нечисть.

Посмотрел на Небироса. Тот молча слушал.

— У нас кто опять без дела? — спросил Мортимер. — У нас как всегда Сесёлкин без дела. Вот пускай и ищет эту мертвую зону.

Небирос усмехнулся.

— Хочешь, ты ищи, — сказал Мортимер.

— Не, пускай он, — ответил Небирос, вынимая из потайного карманчика на тесных джинсах золотую монету. — Дывытесь, Олег Палыч, яка гарна штука.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал Мортимер, взяв монету в руки, и тут же сердито бросил: — Что ты мне пустышку подсовываешь?

— Копия, Олег Павлович, — ответил Небирос. — Оригинал у Тарнеголета.

Мортимер посмотрел на него и вдруг просиял.

— Тут, брат, такое дело, — сказал он, приспосабливаясь на подоконнике рядом с Небиросом. — В своё время Гриша Берц презентовал Зиновию Захаровичу пару золотых яиц, между прочим чистейшей пробы. Одно яйцо Захарыч отдал опытному ювелиру, чтобы изобразил на нём арабскую вязь, будто бы оно и впрямь старинное. Далее мудрый Захарыч не поленился съездить в Верхнюю Галилею, где в нужном месте прикопал его, а потом на глазах у еврейских археологов, которые копошились в одном из холмов, «нашел» это яйцо. Был он там в сопровождении десятка крепких хасидов, поэтому отнять у него яйцо не удалось. Отдать добровольно не согласился, только обмен. Вот и обменял на эту монету. Теперь еврейские археологи заимели на него большой зуб, потому что после долгого и нудного обследования пришли к выводу, что яйцо хотя и очень ценное, но вовсе не старинное.

— А где Гришка достал золотые яйца? — спросил Небирос.

— Гришка да не достанет, — ответил Мортимер. — Из банковской ячейки вестимо. Из чьей — не знаю. Если бы кто хватился — знал бы.

— Ну и жук же этот Зиновий Захарович, — подытожил Небирос.

— Не жук, а прозорливец, — возразил Мортимер. — Потому что яйцо в кармане не потаскаешь, а монета его спасла…

Больше всего Мортимера раздражало, что всё время приходится за кем-то подчищать. Вместо мощного и неуклонного движения вперёд получалось топтание.

Взять два последних случая. Почему, спрашивается, Планзейгер не отследил утечку газа в Галерее? Почему не предотвратил? То, что в Галерее автономная конструкция жизнеобеспечения — это полдела. Контроль должен быть. Всё должно быть охвачено Планзейгером. Иначе получается, что в системе есть дыры. И самая последняя дыра — мертвая зона. Вот это уже никуда не годится.

«А кому, как не мертвяку лучше всех знать про мертвую зону? — спросил себя Мортимер. — Эх, голова садовая, просил ведь ангел поспособствовать Денису Антипову. Где-то он тут, Денис этот, крутится. Попробуем-ка вызвать дедовским способом».

Он находился в офисе, в своем кабинете. Было десять утра, как всегда в окна светило солнце, делая всё вокруг нарядным, радостным. А надобна бы полночь, надобно уныние, черный платок на зеркале, сорок зажженных свечей, глухие шторы на окнах, на полу освященным в церкви мелом начертанный круг, до этого сорокадневный пост. Ну да ладно. Мортимер прочитал заклинание-вызов и стал ждать.

Не прошло и минуты, как на ковре перед столом появился из воздуха невысокий брюнет в перепачканном сажей балахоне. Был он худ, до синевы бледен, а черные зрачки расплылись на ширину глаз. Тени не отбрасывал. Смотреть на него было неприятно.