Дмитрий Баюшев - Неисправимый [СИ]

— Замётано, шеф, — ответил Том. — Приду к девяти, сразу в маске, ни с кем знакомиться не буду.

— Как знаешь, парень, — сказал Спайс. — Как бы, не разогревшись-то, мышцы не потянуть.

— Не извольте беспокоиться…

В этот вечер у Тома было три боя.

Первым против него Спайс выставил не самого сильного бойца — проверить, на что годен хваленый Лоу. Через пять секунд противник пластом лежал на арене.

— Ты это, — сказал Спайс Тому, придя в комнату для отдыха. — Ты бы как-то поканителился с ним, что ли, поваландался. Бух — и на пятой секунде в нокаут. Думаешь, из зрителей кто чего понял? Это я углядел, как ты его правой в челюсть двинул, но я-то знаток, а все ведь подумали, что он специально лег. Поддался. Так что ты, коль такой быстрый, поразмереннее, как в цирке. Обозначь удар.

— Угу, — ответил Том.

Второго противника, негра-каратиста, причем каратиста сильного, он завалил на двадцатой секунде. Мог бы тянуть и дольше, но осерчал после того, как противник съездил ему босой твердой стопой по уху. Поймав каратиста за ногу, Том кончиками пальцев нанес кинжальный удар в солнечное сплетение, после чего легонько оттолкнул от себя. Негр упал, выпучив глаза и ловя ртом воздух. На губах его появилась пена.

Том ушел, потирая ладонью ушибленное ухо.

После этого ставки на Тома поднялись, но не сильно. Никто не знал, что за боец скрывается под черной маской, и рисковать своими деньгами не собирался. Известно же, что организаторы частенько договариваются с бойцами, и те выигрывают или же ложатся по их, организаторов, плану. Тем более Маска, тем более, что уж больно легкие победы, прямо-таки показушные.

Том ломал все планы, и Спайс на последний бой выставил против него обамериканившего китайца по прозвищу Огарик. Флай Огарик, то бишь Мухомор, был невелик ростом, но отменно мускулист, прыгуч и быстр, как пантера. Знаменит он был тем, что досконально знал уязвимые, «ядовитые», точки, тыча в которые железным пальцем, либо отключал моторные центры противника, либо вносил большой дисбаланс. Особенно это было ценно, когда противник значительно превосходил в массе и силе и свалить его обычным приемом было невозможно. Огарик, крутясь вокруг и уворачиваясь от сокрушительной длани-дубины, наносил верзиле точечные удары в корпус, шею, подмышки, и в конце концов громила, отчего-то вдруг обессилев, терял способность двигаться и замертво валился на пол. Бывало, что так и не могли откачать. Ядовит был этот Огарик, ох ядовит. Смертельно опасен.

И вот этого-то поганца Спайс выставил против новичка Лоу. Лишь бы оставить в неприкосновенности устаканившуюся систему тотализатора.

Том сразу понял — со стремительным китайцем нужно держать ухо востро. Этот сяопинец не пожалел времени, чтобы досконально освоить подзабытое, порастасканное по направлениям единоборств джиу-джитсу.

Первые двадцать секунд боя ушли на разведку — активную, насыщенную ударами и блоками, а оттого зрелищную, вызвавшую на трибунах одобрительный гомон, но тем не менее всего лишь разведку, подразумевающую обширные тылы для отступления. Никто пока не хотел рисковать и идти в решительную атаку.

Это было то, что нужно. Спайс показывал большой палец, трибуны гудели.

Мухомор опустил руки, давая себе отдых.

Том тоже расслабился, кивнул Спайсу — понял, мол, буду тянуть, буду делать цирк — и в тот же миг получил в нос. Не кулаком — ногой. Пятка у Мухомора была каменная, сила в удар вложена изрядная. У Тома искры посыпались из глаз.

Опытный Спайс увидел промашку Тома, попавшегося на удочку хитрого китайца, услышал хруст, сопроводивший молниеносный удар Огарика, и понял: Том — покойник. Огарик своего не упустит.

Но что это? Том как-то расплылся, размазался, начал таять, потом так же неожиданно восстановился в прежнем качестве. Заняло это секунду, не более, никто кроме Спайса ничего не заметил, да и он счел бы это мимолетным дефектом зрения, если не одно «но». Огарик оседал, безвольно складываясь, как надувная кукла, из которой выпускают воздух.

Закрывая лицо ладонью, Том быстро пошел на выход. Из-под ладони капала кровь…

Пять минут спустя Спайс вломился в комнату Тома. Тот лежал на топчане, накинув на физиономию мокрую тряпку.

— Сукин ты сын, — сказал Спайс. — Что делать с трупом?

— То же, что делаете с другими трупами, — прогундосил Том из-под тряпки.

— Можно подумать, у меня их тут штабеля, — остывая, проворчал Спайс. — Нос сломан?

— Сломан.

— Мало тебе, подлецу, — сказал Спайс.

— Спасибо, — гнусаво ответил Том.

Снял тряпку, сел. Да, рожа у него была не приведи Господь, однако кровь уже не капала.

— Теперь можно и без маски, — заметил Спайс, усаживаясь рядом с ним.

Топчан взвизгнул, но выдержал.

— Я уже думал об этом, — отозвался Том. — Пока рано. Можно поколотиться мордой об асфальт, но это неинтересно. Буду подставлять, чтобы превратилась в котлету, тогда родная мама не узнает. Вы позволите?

— Валяй, — разрешил Спайс. — Не моя же морда. Ты мне лучше вот что скажи, парень: как ты умудрился китайца так разделать? Ребра целого нет, не грудная клетка, а кисель. Объясни мне, темному, у меня что-то шарики за ролики заехали. Заклинило что-то.

— Есть такая штука — астральное карате, — бухнул Том первое, что пришло на ум. — Очень тонкая штука. Но для этого надо здорово озвереть.

— Озвереть, говоришь? — сказал Спайс, вставая. — Ну-ну. Мне показалось, тут что-то другое.

Никогда еще Зунгалла не был в таком дурацком положении. Ковалек сидел внизу в машине и жрал холодную пиццу, а он, Джим Зунгалла, опытный детектив, стоял перед пьяным идиотом, смотрел в зрачок нацеленного в него, Зунгаллу, пистолета и, стараясь быть убедительным, говорил, что он детектив, что он разыскивает свидетелей по убийству Питера Чейза, что вообще-то он ищет Тома Лоу, борца… Говорил и чувствовал, что не убедителен.

У идиота была невыразительная харя и снулые глаза. Он впустил Зунгаллу в квартиру, захлопнул дверь, отошел на пару шагов и вдруг направил на детектива пистолет. Точно из воздуха выхватил.

Фамилия идиота была Хорнби, он был сослуживцем Чейза и, по рассказам, его лучшим другом.

Зунгалла замолчал, ибо понял — Хорнби не просто пьян, а еще и накачан наркотиками. Говорить с таким, что козла доить.

Палец Хорнби, лежащий на спусковом крючке и остановившийся на полпути, когда детектив начал молоть языком, пошел дальше.

— Не сметь, — взревел Зунгалла, и в это время грянул выстрел.

Потом еще один.

Ковалек, услышавший два приглушенных выстрела, бросил недоеденную пиццу и устремился в подъезд.

Так, четвертый этаж. Коридор мрачен и пуст. Мрачен — потому что на весь длинный коридор горят всего лишь две лампочки, пуст — потому что день, жильцы на работе.