Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

После смерти Петра Козыревского камчатским приказчиком Василием Колесовым поверстан на «убылое» место пятнадцатилетний Иван, и в тот же год большой отряд казаков во главе с пятидесятником Ламаевым был послан приказчиком на юг Камчатки, в «Курильскую землицу». «Землица» эта занимала огромную часть полуострова — почти до реки Большой на западе и Авачинской губы на востоке. Населяли ее воинственные племена курилов — потомков двух народов: айнов и ительменов. Сами себя они называли «кура» — человек. В 1706 году одна из групп ламаевского отряда под командованием казака Михаила Наседкина вышла на Камчатский Нос — мыс Лопатку, — и отсюда увидели русские землепроходцы, что и дальше в море, на полдень от Носа, через «перелив» лежит неведомая земля.

Мы пока не знаем, но, может быть, был среди этих казаков и юный Иван Козыревский… Тогда многое можно было бы понять в его последующих поступках, даже то, что и по сей день еще не объяснено.

А в 1707 году приказчиком Камчатки становится Владимир Владимирович Атласов. Почти десять лет, со времени своего знаменитого похода, не был он больше на этой земле, присоединение которой к России обессмертило его имя и осыпало самого Атласова царскими милостями. Ему был жалован чин главного приказчика Камчатки и немалая по тем временам награда — набрать товаров на сто рублей. Сумма большая — если помните, то лишь половина ее превратила в кошмар жизнь целого семейства Козыревских на Чечуйском волоке. Столь же роковыми оказались эти деньги и для самого Атласова — он всласть погулял на них, возвращаясь в Якутск, пограбил со своей вольной ватажкой дощаники — баржи купеческие, так что после этого в Якутске не почести ожидали разбойного атамана, а суд да тюремные нары.

Спасло Владимира Владимировича лишь то, что привез он тогда с Камчатки в Москву настолько богатый ясак, что ни один из последующих камчатских приказчиков не в силах был перекрыть этих его «сороков»… А царь ждал от Камчатки многого — ведь шла Северная война, врастал в невские болота Санкт-Петербург, гремели пушки, и шли открывать для России ворота в Балтийское море русские полки… Царю необходимы были эти драгоценные меха, чтобы покупать, создавать, копить силушку немалую, богатырскую. А их давала только Сибирь. А потому так много надежд возлагал государь на Камчатку. Это-то и спасло Атласова от тюрьмы — ему велено было возвращаться «в Камчатку» и вину свою перед царем искупить службой верной, ясаком богатым, землями новыми… Но все это предоставлялось ему на самых жестких условиях. Вот читаем у Крашенинникова:

«… В помянутом же 1706 году Атласов освобожден из-под караулу и отправлен из Якутска на Камчатку прикащиком с теми же преимуществами, которые даны ему были в 1701 году, чтоб иметь ему полную власть над служилыми, и винных, смотря по делу, батогами и кнутом накапывать; а велено ему прежнюю свою вину, что учинил разбой, заслужить, и в приискивании вновь земель и неясашных людей оказать крайнюю ревность, обид и налогов никому не чинить, и против иноземцев не употреблять строгости, когда можно будет обойтись ласкою, в противном случае и смертная казнь ему предписана».

И в 1707 году появляется Атласов на Камчатке, чтобы в точности исполнить царский указ и заслужить прежнюю милость царя.

Но сделать это было непросто. Из первого камчатского похода Атласов действительно привез немало. Но ведь он и был первым — ему не налог платили, а дарили ительмены и курилм — коренные жители полуострова — шкурки соболей, лисиц, морских бобров в знак уважения и дружбы, доверия и мира. Местные жители до прихода Атласова никогда и не добывали Пушных зверей — потому что этот мех не представлял здесь никакой практической ценности — и дарили щедро, отдавая, может быть, все, что было запасено у них для украшений или что специально добыли для своего белого друга и его собратьев. Атласов прошел немало камчатских верст, и везде его встречали гостеприимно, с открытым сердцем и одаряли тоже от всей души… И возвращался с Камчатки Атласов, не отражая по пути нападений воинственных северных племен, и ни одна шкурка не была похищена. или отбита у него в тундре коряками или чукчами…

Но теперь времена были совсем не те, хоть и прошло с тех пор всего лишь каких-то десять лет.

Северная дорога была почти полностью перекрыта. Коряки, истребив отряд сына боярского Верхотурова-Протопопова в 1705 году; напали вслед за этим на отряд служилого Шелковникова, осадили Акланский острог и держали его в плотном кольце до следующего года, пока к чуть живым от голода акланцам не пришли на выручку казаки из Анадырской крепости.

Не была уже спокойной и сама Камчатка. Центральная ее часть — долина реки Камчатки, где Атласов и заключил в свое время договор о дружбе и вечном союзе С Россией с верховным вождем-тойоном Камчатки Иваром Азйдамом, — была по-прежнему мирной. Но совсем другая картина была на побережьях полуострова и на юге.

Авачинские камчадалы не признавали ничьей власти — ни Азйдама с Уйкоаль-реки, ни Петра… Курилы были то в дружбе с русскими, то нападали на отряды сборщиков ясака… На Западной Камчатке также один год не был похож на другой — если на Гыг-реке (с той поры и по сей день она зовется Воровской) жил разбойный, непокорный, бунтарский люд и казаки в здешних местах не столько о сборе ясака радели, сколько о сохранении «живота» своего, то на других реках казаков встречали где с почетом, где со страхом, но везде с миром…

Так что ситуация была очень даже не простая уже сама по себе, а тут еще царская воля! Поэтому приказчик нервничал, да и тюрьма якутская озлобила Атласова против людей достаточно. И потому, не разбираясь особо в тонкой политике камчатских казаков о замирении с воинственными курилами (а сам Атласов утверждал в свое время, что это самое воинственное племя Сибири) и проторении дороги к Носу для плавания к «незнаемой» земле за «переливами» и «приводу под высокую державную руку новых ясашных плательщиков», пошел Атласов на юг военным походом, чтобы напомнить курилам о былом и заставить подчиниться если не воле своей, то силе… Да, он перестал быть стратегом и дипломатом, думал лишь о том, как вернуть прежнее расположение к себе царя Петра и думного дьяка Винниуса из Сибирского приказа, а Камчатка не была уже прежней, и думать нужно было прежде всего об этом…

И закатилась в том походе былая слава Атласова-атамана. Не принес ничего хорошего ни русским, ни курилам тот поход — столкнулись между собой две силы, и четыре года не было больше между ними мира. И р каких новых землях могла пойти речь, когда русские не способны оказались удержаться даже на реке Большой — дважды за эти годы укреплялись они в Большерецком остроге и дважды сравнивали острог с землей курильские воины.