Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

Чуть дальше в глубине еще что-то маячило. Немного приспустившись, Андрей вздрогнул и почувствовал, как по его коже пробежали мурашки от ужаса — прямо на него пустыми глазницами глядел уже выбеленный водой и временем страшно оскалившийся череп. Не может быть, чтобы это был человек, подумал он, и, превозмогая поселившуюся в душе жуть, спустился еще ниже. Нет, с облегчением передохнул Бондарев, приглядевшись к позвонкам и конечностям, скорей всего это скелет тюленя, а может, молодого сивуча или котика…

Ладно, опомнился Андрей, умеряя разыгравшееся воображение, надо заниматься делом. Он подвсплыл и машинально уцепился рукой за трос. От этого сетное полотно заколыхалось — и заплясали в нем запутавшиеся рыбины, и жутко запаясничал внизу скелет, и стук костей донесся до слуха Андрея. В душу его снова закрались безотчетный страх, сомнение и подозрение чего-то злодейского, коварного. Но он постарался забыть о видении и вернулся к винту. Оседлал трос, охватив его внахлест правой ногой, и начал работать.

Удары кувалдочки по зубилу в воде были ослаблены, словно Андрей бил по войлочной прокладке, но победитовое острие хорошо перерубало более мягкие волокна троса — по одной-две проволочки от каждого удара упруго распадались. Это было кропотливое занятие: чтобы снять все петли с винта, требовалось перерубить трос во многих местах. Бондарев бил и бил без устали по зубилу и вскоре стал делать это почти автоматически, думая совершенно о другом. Из головы его не выходило жуткое видение — там, в глубине.

Он понимал, что это его одиночество под водой распаляло воображение, которое представляло действительность несколько в утрированном и мистифицированном виде. И в то же время только сейчас Андрей ясно и проникновенно осознал, насколько бездумные, легкомысленные деяния людей могут быть пагубны и ужасны для обитателей подводного мира. Он вспомнил, как на профсоюзном собрании управления в прошлом году какой-то ученый из НИИ рыболовства призывал промысловиков к тому, чтобы они ни в коем случае не выбрасывали в море никаких обрывков сетей. Он говорил несколько отвлеченно и, по понятиям рыбаков, неубедительно. Над ним начали откровенно подсмеиваться в зале, когда он вдруг назвал брошенные в море сети призраками. Андрей тоже тогда подумал, что ученый ввернул этот эпитет для красного словца, но вот теперь понял явственно, что свободно плавающая сеть — это в самом деле едва различимый, колышущийся призрак, встреча с которым в море гибельна для всего живого.

Причем эта ловушка действует безотказно и во все убыстряющемся темпе, подумал Бондарев и от этой волнующей мысли даже ударил по пальцу кувалдой, ведь запутавшаяся рыба начинает разлагаться и ее запахи привлекают других обитателей моря, которые тоже запутываются и тоже завлекают. И так без конца — получается некий автоматический жертвенник. Распалив свое воображение, Андрей мысленно добавил — и вечный! Если раньше хлопчатобумажные или пеньковые сети довольно быстро разбухали в воде, размочаливались и легко рвались и распадались, то капроновые нити — тонкие и крепкие, впивающиеся в рыбьи тела, как балалаечные струны, — сохраняются в морской воде многие десятилетия, если не столетия.

Да, я тоже выступлю на следующем профсоюзном собрании и расскажу как следует про этот призрак, твердо решил Бондарев, заканчивая работу.

Последний шлаг троса, упруго распрямившись и больно ударив Андрея по ноге, спал с винта. Молодой моряк внимательно осмотрел свою работу. Винт в основном был чист, лишь оставался короткий отрезок троса — полурасплющенный и намертво зажатый в гнезде вала, вырубить его простым зубилом не представлялось никакой возможности. Ходом, при первых же оборотах винта сам выскочит, решил довольный выполненной работой молодой моряк.

Можно было выныривать и не томить с нетерпением ожидающих Бондарева друзей и начальников. Однако он ни на секунду не забывал о том скелете — и его мучительно тянуло к нему, нестерпимо хотелось осмотреть его еще раз. Сплаваю, чтобы не оставалось никаких сомнений, подумал он себе в оправдание и решительно загреб ластами от судна.

Освобожденный трос отпружинил уже от кормы на безопасное расстояние, метров на десять. Андрей быстро достиг его и поплыл вдоль собирающейся широкими складками и призрачно колышущейся дели. Точно кисейный саван, отметил он в уме. Вот и сельдевая акула. Она уже никак не отреагировала на приближение человека. А вон стал отчетливо виден череп, снова вызывающий волнение в крови и пугающий пустыми глазницами. Андрей подплыл к нему и внимательно осмотрел разваливающийся и уже неполный скелет. Да, он в самом деле принадлежал какому-то ластоногому животному.

Довольный результатами осмотра и успокоившийся Бондарев снова проплыл вдоль дели, обнаружил еще несколько живых и полуживых рыбин вперемешку с многочисленными рыбьими скелетами, глянул наверх и увидел над головой, на тросе, большой, с две ладони, пенопластовый поплавок, показавшийся ему странно знакомым. Акванавт подвсплыл, взял поплавок в руку, повернул. Он состоял из двух частей — белой, слегка пожелтевшей от времени пластинки пенопласта и красной, скрепленных толстой алюминиевой проволокой. Этот поплавок Андрей сам крепил на тросе в прошлом году, когда всей командой оснащали ставную сетку. А рядом с ним должен быть кухтыль — стеклянный шар в сетке наподобие детского мячика, который я тоже сам ставил, вспомнил Бондарев и, проплыв вдоль троса метра четыре, действительно его обнаружил. Значит, точно, это наша сеть, утвердился он в своем открытии. Ее бросили прошлой осенью, но далековато отсюда, где-то в центре залива Терпения. Тогда начинался шторм, и кусок ставной сети — метров сто пятьдесят — оборвался. Тралмейстер — он сейчас не работает на «Ое», Андрей лишь вспомнил, что величали его по отчеству — Гаврилычем — сказал, мол, черт с ней, с сетью, — она старая, латка на латке, не жалко и потерять. И ушли тогда, сняв лишь концевой буй с фонарем-моргалкой. Тралмейстер тот сказал, дескать, утонет сетка без буйков, ее груза задавят. И вот где теперь, сдрейфовав, нашел пристанище этот призрак. В самом деле, груза сетку задавили, поплавки и кухтыли на поверхности не плавают — это-то и плохо, в этом коварство призрака и есть. В незаметности, таинстве и заключена его суть. Скрытый от глаз, он живет своей странной, неправедной жизнью. Надо сказать капитану, чтобы немедленно вытянули эту свою сеть на борт, решил Андрей. Он погрузился глубже, под трос, и проплыл еще вперед вдоль дели.