Герман Малиничев - На суше и на море, 1989 [антология]

Еще из нашей семерки знакомы мне радиотехник Гриша — он же помощник геолога или повар, смотря по обстоятельствам. Семь лет назад в 22-й САЭ познакомились мы с Гришей в горах Шеклтона. Гриша лет на пятнадцать моложе меня. Тогда в горах Шеклтона он только начинал свою полярную биографию. Старался, работал отлично, не унывал никогда. После той экспедиции успел еще несколько раз сходить в Антарктиду. Обрадовался я, увидев Гришу. Только скучный он стал какой-то. От прежнего задора и рвения мало что осталось. Потускнело его обаяние. Или мне это показалось?

А вот с Михаилом Михайловичем, нашим начальником, я встретился в Антарктиде с семнадцатилетним перерывом. Мы с ним вместе в 12-й САЭ на Земле Королевы Мод работали. Одним из героев моих очерков он стал. По-моему, вполне симпатичным героем. Хотя мне говорили, жена Михалыча, прочитав книгу, на меня сердилась. В одном эпизоде мой герой «Напареули» потягивает и при этом еще какую-то легкомысленную песенку напевает. Жена же Михалыча за долгую и счастливую супружескую жизнь никогда не видела своего мужа навеселе. Ну и обиделась, не на мужа, понятно, а на меня. Уж не помню, был ли в действительности такой эпизод. Не исключено, что сгустил я краски, допустил авторское преувеличение, поскольку геолог Миша из книги «Земля Королевы Мод» был, конечно, не точной копией с оригинала. Хорошо, хоть сам Миша не обиделся. Незлобив он от природы. Говорят, черта большинства крупных людей. А Миша — силач, богатырь, под сто килограммов весу. Но силу свою без дела не показывает. На базе в самых пиковых ситуациях ухитряется хранить спокойствие.

Мы с Мишей, считай, одногодки. Новая встреча в Антарктиде для нас знаменательное событие. Шутка ли, семнадцать лет как не бывало. Дома виделись мельком, наспех, два-три раза в командировках. Я — москвич, Миша — ленинградец. Зато теперь будет время спокойно посидеть, поговорить. А там, наверное, судьба снова разлучит, до новой встречи с Антарктидой. Если только она у нас состоится. Ведь, смех-смехом, оба привезли с собой по мешку лекарств. «Такие вот пироги», — как любит резюмировать Михалыч.

Молодых геологов, помощников Михалыча и Будкина, я не знал раньше. Они представляли новое поколение антарктических исследователей. Если, конечно, суждено им прижиться в экспедиции, втянуться, увлечься работой. Ведь далеко не со всеми это происходит. Для многих Антарктида всего лишь случайный эпизод биографии. И не только потому, что кто-то из ребят хорош, а кто-то плох. Трудно сказать, отчего у одних «пошла», а у других «не пошла» Антарктида., Тут, возможно, психологам легче разобраться…

Темный, забитый вещами короб вездехода, где сидело четверо из нашей семерки, был плотно зачехлен сзади, чтобы внутрь не летел снег из-под гусениц. Будкин недовольство оттуда, из нутра, выражал, когда его зачехляли, почему это мне разрешили ехать на крыше? Будкин, конечно, пуще всего обо мне пекся: упаду под гусеницы, кто будет отвечать?..

Но Иван-вездеходчик был настроен оптимистично: «Глаз на крыше — даже полезно. Сверху трещины виднее. Если еще кому проветриться охота — пожалуйста!»

…Далеко позади база Союз. Впереди никакого жилья до самого Южного полюса. Величайшая в мире ледяная пустыня. Четкие силуэты горных вершин на горизонте. Немного воображения, и вот уже не горы это, а рыцари в темных шлемах. Бредут, зарываясь в белые снежные волны.

..Ледник Ламберта уводит нас все дальше и дальше, в самое сердце гор Принса-Чарльза. Массив Мередит — цель нашего похода, «белое пятно» на геологической карте. Там непочатый край работы. Когда-нибудь поймем мы, какая редкая удача выпала на нашу долю: быть первыми! И немалая ответственность: будущие поколения исследователей станут работать по составленным нами картам!

…Вездеход катил и катил по снежной целине. Вокруг гусениц вздымались вихри снежинок. После недавних снегопадов дорога мягкая, заструги почти не ощущаются, «каэшка» их амортизирует. Отлично я устроился на крыше! Горнолыжные очки, рукавицы у носа вполне защищают и от ветра и от снежной пыли.

Справа, на западе, медленно плывут горные цепи. Там, за массивом Мак-Лауд, высятся хребты Атос, Портос и Арамис. Непривычная обстановка для доблестных мушкетеров. А по соседству лежат ледники Сцилла и Харибда, полные грозных коварных трещин. И еще я думаю, что исследователи тех мест, австралийские ученые, были люди веселые, озорные, раз давали такие необычные названия. И конечно, себя не забывали и о близких и любимых помнили в минуты открытий. Вот и гора, куда мы направляемся, носит женское имя — Мередит.

И нет ничего удивительного, что на карте Антарктиды, этого до недавнего времени сугубо мужского материка, немало женских имен. Ведь мысленно и на краю света не расстаешься со своими близкими. Разлука и расстояние, известно, только усиливают истинные чувства. Вот так и проникают на самый суровый, мужской материк имена вездесущих женщин, не наших, понятно, иностранок — Бетти, Адели, Каролины, Шарлотты…

Наблюдая величественную панораму гор, я через каждые 50-100 метров бросаю взгляд вперед — не лежит ли на нашем пути тень скрытой под снегом трещины. Нет, все гладко, однообразно. Возможно, недавний снегопад тому виной или рассеянный свет. Небо все еще затянуто облаками, остатки циклона цепляются за депрессию ледника Ламберта. Гигантская это долина. На сотни километров вторгается она в центральные районы континента. Ширина в устойчивой части почти сто километров. По самому крупному леднику мира идет сейчас наш маленький храбрый ГАЗ-71.

Что это? Справа, на вершине каменистого плато, какой-то странный холм, что-то вроде трубы над ним. Нелепо это выглядит. Слишком напоминает что-то рукотворное. А вездеход шпарит, никто внимания на эту «трубу» не обращает. Я стучу по крыше кабины. Машина моментально останавливается.

— Трещина? — высовывается из двери Иван.

Я показываю на трубу. Михалыч тоже смотрит, вылезая на подножку.

— Ерунда какая-то, — говорит Иван.

— Ты лучше за трещинами наблюдай, — замечает Михалыч. — Нас контакты с внеземными цивилизациями сейчас мало волнуют.

Будкин, воспользовавшись остановкой, кричит что-то из кузова. Рвется на волю. Колотит по обшивке.

— Выпусти его, — говорит Михалыч Ивану, — а то он там все переломает.

Иван, бранясь под нос, расчехляет задок вездехода. Будкин вылезает весь в пуху, вместе с матрасом и подушкой. Карабкается ко мне на крышу. Оказывается, ему тоже горы наблюдать надо. И в моих способностях распознавать трещины он не слишком уверен. Вот у него — опыт по этой части, он трещиноватость на ледниках по космическим снимкам изучал.

Все уже знают, что Будкин во всех вопросах большой дока. Он много нам интересного рассказывал надосуге. И о Земле, и о космосе. И о том, как он в Ленинграде на «Жигулях» носится, почище иных таксистов. Убедительно Будкин говорил, заслушаешься. И где только он не перебывал, чем не занимался! Огонь прошел, воду, не говоря уже о медных трубах!