Вадим Артамонов - На суше и на море, 1988 [антология]

Отчет Оуензов начинался с сакраментального утверждения, будто бурые гиены вовсе не одиночные, а стайные хищники с весьма сложной социальной системой. Взять хотя бы молодняк. В каждой стае он воспитывается в своеобразном «детском саду» — одной большой норе под присмотром постоянных самок-воспитателей. Поскольку бурые гиены часто становятся жертвами львов, стая обязательно усыновляет сирот-щен-ков, что бывает не так уж часто у других хищников. Молодые самцы также участвуют в воспитании, подкармливая только своих родных и сводных братьев и сестер. Следовательно, гиены, подобно высшим млекопитающим, способны отличать степень родства, что говорит об их достаточно высоких умственных способностях.

Не оставили камня на камне Оуензы и от утверждения о том, что гиены питаются исключительно падалью и не проявляют способности к коллективной охоте. Действительно, бурые гиены не в силах тягаться в скорости с антилопами. Но они и не собираются делать это, компенсируя свое отставание в беге хитростью. Возле пасущегося стада обычно полукольцом располагается в засаде достаточно хищников, чтобы перехватить одну-две жертвы, которых вспугивают загонщики.

Словом, отчет никому не известных американских зоологов, сидевших где-то в глуши Калахари, произвел маленький фурор. А самое главное, он бесспорно свидетельствовал о наблюдательности и талантливости авторов.

Первым практическим результатом того, что отчет был положительно встречен в научных кругах, явилось разрешение властей заказника «исследователю Марку Оуензу использовать оружие в научных целях». Для молодых зоологов это было пределом мечтаний. Конечно, они не один десяток раз сфотографировали всех членов Голубого прайда и могли при встрече безошибочно определить их. Но выслеживать львов по следам после ночной охоты, когда приходилось покрывать не один десяток километров, было слишком трудоемким и изматывающим занятием, которое к тому же не гарантировало от ошибок. Теперь же они получили возможность одного за другим усыпить своих подшефных и снабдить каждого приметной биркой и «радиоошейником». Причем после долгих споров было решено распространить эту практику и на некоторые соседние прайды, чтобы быть в курсе их «дипломатических взаимоотношений».

Члены прайда, да и другие львы, которых удалось подстеречь и усыпить, встретили украшения в виде бирок и ошейников удивительно спокойно, словно заранее знали, что это необходимо людям для их исследовательской работы.

«Вообще если кто-то считает, что наблюдение за львами — дело весьма увлекательное, полное всяческих неожиданностей, — пишет Делия, — то могу заверить, что наиболее подходящим здесь будут слова «скучное и монотонное». Прежде всего нужно помнить, что львиный прайд вовсе не цирковая труппа, развлекающая зрителей. Это большая семья, следующая своему повседневному распорядку, под который вы должны подлаживаться и в котором не так уж много места для веселых экспромтов».

Конечно, первоначально, когда Голубая, самая сильная и молодая львица, пристрастилась жевать шины у «лендро-вера» подобно обычной жвачке, это выглядело уморительно. Но после того как Марк раз пять латал камеры, а Голубая тем не менее считала свое хобби в порядке вещей, Оуензам пришлось пойти на непредвиденный расход и специально купить ей в Ману старую шину — в Калахари они на дороге не валяются. Но и тут методом проб и ошибок выяснилось, что Голубая воспринимает ее должным, то есть «жевательным», образом только в том случае, если шина надета на запасное колесо.

Ее подруга Сесси решила, что стоящий в траве «лендровер» — идеальное средство для отработки навыков охоты на крупную дичь. Она могла часами выслеживать и подкрадываться к машине, чтобы в конце концов прыгнуть на «дичь» и ударом лапы «прикончить» ее, причем каждый раз она неизменно целилась в бампер или задние фары. Поскольку ничего подходящего в замену для Сесси в лагере не нашлось — ведра, даже пахнущие мясом, она игнорировала, — Марк решил, что львица просто «микеникалли майндид» — «склонна к технике» и тут ничего не поделаешь.

Конечно, речь идет уже о втором и последующих годах пребывания Оуензов в Долине привидений, входившей в охотничью территорию Голубого прайда. Зоологам пришлось проявить адское терпение, ходить буквально по ниточке, чтобы постепенно приспособиться к хозяевам. Главное тут, считают они, не делать каких-либо неожиданных, подозрительных действий, которые могут вызвать ненужное любопытство или недовольство львов. «Звери должны свыкнуться с вами как с неизбежными, причем безвредными, элементами окружающего пейзажа. Только тогда они примут вас за своих и перестанут «стесняться»». Что касается последнего, то Марк Оуенз уверен, что любой лев, чувствуя на себе внимание, невольно реагирует на него, «играет на публику», что зачастую искажает результаты наблюдений.

Жизнь лагеря Оуензов, где все протекало по раз и навсегда заведенному порядку, действительно была бы слишком скучной, если бы не чрезвычайные происшествия, которые случаются даже в глуши Калахари.

В то утро, первой выбравшись из-под клапана спального мешка, Делия заметила ярдах в 300 фигуру льва, тащившего выбеленный солнечными лучами скелет сернобыка. В бинокль зоологи разглядели, что хищник был до предела худ. «Живые мощи», — пробормотал Марк. Обычно львы оставляют без внимания подобные объедки, но этот, видимо, что называется, дошел до точки, раз польстился на них.

Зоологи сели в машину и медленно направились к незнакомцу. «Да ведь это же пропавший Бородач!» — вырвалось у Марка. Действительно, это был старый лев из Голубого прайда, который исчез с месяц назад. Но в каком жалком состоянии он находился! Это были на самом деле одни мощи. Ребра выпирали наружу, а кожа свисала на них, как на порванном барабане. Было ясно, что лев находился на грани голодной смерти.

«Стоило подъехать нам вплотную, — пишет Делия, — как Бородач, глухо ворча, бросил непосильную ношу и заковылял к акациям. Вблизи вид у него был ужасный. Морда, шея и плечи были утыканы иглами дикобраза, очевидно причинявшими несчастному немалую боль. Подойдя к деревьям, лев тяжело рухнул на песок, словно был уже не в силах держать увенчанную лохматой гривой голову.

Марк выстрелил шприцем со снотворным, которое подействовало молниеносно. После этого мы приступили к осмотру, попутно удаляя застрявшие в шкуре колючки. Когда мы закончили, стало уже темнеть. Можно было возвращаться обратно, но Марк никак не мог вытащить обломок особенно толстой иглы, торчавший под коленом на задней правой ноге. Он пробовал подцепить его кусачками, но слишком короткий конец каждый раз выскальзывал.