Владимир Савченко - Встречники. Повесть

- И сюда проник протекционизм! Как же - Мискин, светило и бог, ни один волосок не должен более упасть с его лысины! Но это же не Мискин - это Пугачев Емельян Иванович, Стенька Разин, Чингиз-хан нейрологии. В белом халате на белом коне - вперед во славу науки!…

Я слушаю не без удовольствия: Артурыч в возбуждении умеет говорить красиво.

- А что, можно и без взрыва… - Рындичевич выключает магнитофон, снимает наушники.

- Можно-то можно, да какой толк! Та же закономерность проявит себя в следующих опытах - снова что-то случится, да не только с ним.

- Ну, восстановим еще раз, и еще… - невозмутимо ведет Рындя. - Будем отрабатывать методику на Мискине с сотрудниками - не все же на утопленниках. Начальство требует. Наше дело петушиное: прокукарекал, а там хоть не рассветай.

Багрий останавливается, смотрит на него - и переключает свой гнев:

- Циник вы, Святослав Иванович! И кстати, об утопленниках: грубо работаете, опять жалоба на вас. От дамочки, мамаши того мальчишки, коего вы изволили выпороть на прошлой неделе. Я, мол, его в жизни пальцем не тронула, а тут посторонний ремнем, душевная травма. Хорошо, мол, конечно, что с фарватера их прогнал, но зачем бить! Мой Юрик зимой бассейн посещал, уплыл бы вовремя и сам… Вот так!

- Дура… - Славик темнеет лицом. - Уплыл бы. Всплыл бы - верней, половинки бы его всплыли. Это ж нашли место для игры - фарватер, где то «ракета», то «комета»! Меня не за такое пороли.

- И вырос человек! - поддаю я. Рындя косит глаза в Мою сторону, но пренебрегает.

…Трое ребятишек купались в сумерках в уединенном месте; еще в «квача» играть затеяли - нырять да ловить друг друга. Прошла «комета» - одного не стало. Эта махина и не почувствовала на 70-километровой скорости, как ее подводное крыло, заостренное спереди, как нож, рассекло мальчика. Двое других встревожились, побежали на спасательную станцию. Оттуда дело перешло к нам… Случай простой, Рындичевич сместился на шесть часов - и появился на берегу за четверть часа до «кометы»; разделся, заплыл, выгнал мальчишек из воды, а потенциального покойника отпорол брючным ремнем. Но ведь в окончательной-то реальности ничего и не произошло. Мамаша права.

- На меня пеняете, а сами? - Рындя переходит в наступление. - Ваши-то намерения насчет скальпа академика чем лучше?

- М-м… - Артур Викторович не находится с ответом. - Так, кстати, о нем - какие предложения?

- Облить Емельяна Ивановича перед этим эмалевой краской, - предлагаю я невинным голосом.

Рындичевич, наконец, поворачивает ко мне свое волевое лицо:

- Ты, я гляжу, сегодня в хорошем настроении. Даже слишком.

Я несколько конфужусь. Он прав: выработался у меня за недолгое время «милицейский профессионализм», надо же. С одной стороны, спокойное отношение к несчастьям, которыми мы занимаемся, необходимо для успеха дела, для устранения их; а с другой - это ведь все-таки несчастья. Зубы скалить ни к чему.

А настроение (тоже прав Рындя) в самом деле хорошее. И потому, что сейчас майское раннее утро, розовый восход, предвещающий хороший день. (Это по случаю неприятности с Мискиным мы собрались здесь так рано.) И вообще мне двадцать пять лет, я здоров и крепок телом, в личной жизни несчастий пока не было.

Однако Багрий уже услышал про краску:

- Вот и с краской этой, Святослав Иванович… грубо, грубо! Нет, вам серьезно надо думать над такими вещами, над стилем. Неартистично все как-то у вас получается. Работать надо над собой.

- Как работать-то? Скажите - буду.

- Ну… классическую литературу читать - ту самую, что в школе проходили. Серьезную музыку слушать: Бетховена, Чайковского, Грига…

Славик молчит, но смотрит на шефа такими глазами, что все ясно и без слов: ну, какое отношение могут иметь к работе классические романы и всякие там Бетховены-Чайковские!…

Со стороны, наверно, не понять, что Рындичевич сейчас получает выволочку (и не первую!) не за провал и даже не за промах, а за самое значительное свое - да и вообще наше - дело, после которого он получил благодарность высокого начальства, а от меня лично титул «поильца-кормильца». Он исправил неудачную стыковку, с которой, увы, началась сборка на околоземной орбите «Ангара-1»: стартовой, перевалочной и ремонтной базы для полета к Луне, к иным планетам, - космического Байконура.

Первой выводили на орбиту двигательно-энергетическую станцию - по частям в силу ее громадности; да и части были такие, что запаса массы для космонавта в кабине не оставалось. То есть стыковкой их автоматически управляли с Земли. И - осечка, да такая, что ставила под угрозу проект: на стыковочных маневрах стравили весь запас сжатого воздуха, силой которого совершались взаимные перемещения частей на орбите. И части станции, не соединившись, расходились, уплывали друг от друга - во Вселенную, в космос, в вечность…

Получилось это по вине руководителя стыковки в Центре управления, человека, в чьем опыте и квалификации никто - и он сам - не сомневался: доктора технических наук А.Б.Булыгина, 45-летнего здоровяка с удлиненной головой, резкими чертами лица, ухоженной шевелюрой и красивыми усами под крупным носом (фотографии обслуженных остаются в нашем архиве). Объекты такой массы еще не выводили - поэтому он решил для опыта «покачать» их на орбите, проверить маневренность; на это ушла половина запаса воздуха. Потом повел стыковку,

с первого раза не попал - занервничал, повысил голос на одного из операторов. Тот развел части станции чрезмерно резко… а на это и на последующее гашение их скорости еще порасходовали воздух. И… на новое сближение и стыковку оставшегося запаса просто не хватило.

Булыгина, когда выяснилась неудача, «Скорая помощь» увезла в предынфарктном состоянии.

Нам помогло то, что не спешат у нас прежде дела объявлять намерения в космосе. Если бы все узнали - пиши пропало: психическое поле коллективной убежденности, что все обстоит именно так, делает реальность необратимой. А так даже в Центре далеко не все в первый день знали о неудаче.

Багрий с Рындичевичем вылетели в городок. Славик был заброшен на сутки назад с заданием: минимальное воздействие на Булыгина, чтобы он не появился в Центре.

…Потом Артур Викторович предложил десяток вариантов минимального воздействия - вполне пристойных. Но это потом. А там, на месте, может, из-за спешки, может, из-за наклонностей натуры Рындя не придумал ничего лучше детской шкоды с ведерком эмалевой краски. Он пристроил его над дверями квартиры Булыгина так, что, когда тот утром вышел, чтобы отправиться в Центр, оно на него и опрокинулось. И текла по доктору наук голубая эмаль качественного сцепления - и за шиворот, и по шевелюре, и по усам… только что в рот не попала. Два дня потом отчищали. И этот случай, кстати, тоже вызвал у Булыгина сердечный приступ.