Владислав Покровский - Курьер. Книга вторая

Я с удовольствием вдохнул ночной свежий воздух, в который раз подсознательно удивляясь, что не нужно по привычке ругаться и плеваться, откашливаясь от пыли и гари — с тех пор, как над большинством городов Марса на нижних орбитах разместили очистители атмосферы, жить стало вполне сносно, да и люди болеть стали гораздо реже, а флора Марса в кои-то веки вздохнула свободно и попёрла навстречу солнцу.

— А про какой подарок он говорил? — спросила стоящая рядом со мной и наблюдавшая за звёздами Шела.

— Тема Шекспира всегда была его излюбленной, и он очень радовался, когда кто-либо из учеников искренне интересовался ею, — объяснил я. — У нас в своё время даже споры с ним возникали из-за этого…

— У вас? — изумилась Шела. — Споры? Да разве можно с ним спорить?

— Можно, — вздохнул я. — Ещё как можно… Он сам всегда требовал, чтобы мы не боялись отстаивать свою точку зрения. А я тогда вдобавок был молодой и глупый и считал, что мне всё дозволено.

— И что же? — подтолкнула она меня.

— Я ему доказывал, что Шекспир как личность ничего не стоил, что он переписывал старые сюжеты и что вообще, как считают многие историки и литературоведы, это собирательный образ всей английской литературы того времени. И в какой-то момент мой учитель мне заявил: "Андрей, ты прочитал почти всё творчество Шекспира и не увидел того, что я в своё время увидел уже на второй строке "Гамлета"". И я у него спросил: "А что же я не увидел?".

— И что же? — Шела придвинулась ко мне, её глаза возбуждённо и заинтересованно смотрели прямо в мои.

Я обнял её и мягко поцеловал её волосы, погладив их нежными прикосновениями.

— А то, что зрить надо было в корень. Шекспира запоминали и цитировали не за то, что он переписывал старые истории — этим грешили многие писатели — а за то, КАК он это делал. Шекспир вкладывал душу в каждую свою строчку, в каждом слове у него сокрыт целый мир. Это я понял уже потом и полюбил его, потом прочёл повторно всё то, что читал, учась в академии. И затем сделал ему очень дорогой — в плане души, а не денег — подарок. Я подарил ему раритетный томик сочинений Шекспира, который он очень долго искал и хотел прочесть. Он искал его во всех библиотеках и архивах, а я нашёл его у одного богатого и глупого парня — он использовал это сокровище, чтобы полку с беллетристикой подпирать в шкафу. Ну я его тогда и слямзил, — честно признался я, глядя на Шелу. — А зачем она ему? Этот дурак всё равно не оценил бы всей истинной красоты этой книги. Тем более он даже не заметил, что я её взял, я ему полочку отремонтировал, пока он дрых, в хлам пьяный.

— Страсти-то какие… — уважительно подивилась она и поёжилась, прижимаясь ко мне, — как всегда и бывает на Марсе, среди относительно тёплой погоды вдруг к вечеру посвежело и стало довольно прохладно.

— Ну что, ловим ближайший транспорт и в Айзис? — спросил я у неё.

— Ага, — кивнула Шела, мечтательно глядя на небо. — Поехали. А по пути расскажешь мне, за каким-таким делом ты к своему бывшему учителю бегал… Хорошо?

— Конечно, расскажу, — успокоил я её и прижал к себе крепче, одновременно осматривая расположившийся на стоянке возле "Империала" транспорт. — Вот только домой приедем, и я тебе сразу всё расскажу. И покажу…

— Всё-всё? — промурлыкала она.

— Всё, — кивнул я, жестом подзывая понравившегося мне пилота одного из припаркованных стратолётов. В конце концов гулять так гулять. Пусть и полёт на стратолёте обходится недёшево, но каков вид открывается из его иллюминаторов, особенно когда летишь над вечерним полным сверкающих огней городом.

— Ну ладно, — легко согласилась она, предоставляя мне возможность поторговаться с пилотом (правильно сделала, между прочим, — здесь на Марсе всегда рады объегорить и надуть дурня, а с умным и толковым продавцы всегда с удовольствием поторгуются). Вот и сейчас пилот с пеной у рта доказывал, что четыреста кредитов за полёт до Айзиса (нормальная цена колеблется в пределах шестидесяти-ста кредитов) это суровая жизненная необходимость, а не наглый обман вовремя подвернувшегося по его мнению лоха, и что ему нужно кормить шестерых детей! Когда я в ответ указал ему на отсутствие обручального кольца, он клятвенно заверил меня, что успел развестись с этой проклятой мегерой, которая ему жизни не давала (тут Шела разъярённо зашипела и зафыркала). Тогда я напомнил ему, что буквально пару фраз назад детей у него было восемь, так куда же подевались ещё двое? В ответ пилот, молитвенно прижимая руки к груди и заламывая их, со слезами на глазах стал объяснять мне, что за этими проглотами не уследишь, и последних двух успел сожрать цуцлик (который вообще-то к городам и мало-мальски населённым пунктам и близко не подходит).

В общем цену я сбил до двухсот кредитов, пилот нехотя уступил и то лишь потому, что я в конце концов уже начал орать чуть ли не на всю улицу, возмущаясь грабителями с большой дороги. О Великий Космос, мне не жалко было бы и пятисот кредитов, благо домой в уютную кровать, под любимое одеяло хотелось очень сильно, но принципы всегда остаются принципами, вдобавок пилот оказался моим земляком, только с Украины, из наиромантичнейшего на свете среди аферистов и жуликов города Одессы, умение торговаться оказалось у него врождённым, лишь потому наш спор затянулся.

— Ты меня утомил, — пробормотала Шела, когда мы уселись в стратолёт, и пилот стал прогревать гравитаторы. — Скажи, вот обязательно вам было торговаться?

— Обязательно, — кивнул я, счастливый и довольный. — Ты просто никогда не была в Одессе, милая… Там даже в туалете кричат при виде закрытой кабинки: "Эй, ну ты таки делай свои дела поскорее, не создавай видимости очереди!". Удивительный город. А прежде всего удивительны проживающие в нём люди — каждый старается обдурить другого, не замечая, что его самого давно уже надули, поэтому там всегда весело. Был я как-то на одесской Великой Ярмарке, — я мечтательно потянулся, откидываясь на спинку диванчика, на который мы с Шелой уселись, — зрелище, я тебе скажу, то ещё… Такое впечатление, будто несколько тысяч гусей вывели одновременно на кормёжку и рассыпали повсюду корм. Визг, топот, крики, драки, шипение, хлопанье всем, что под руку попадётся, — вот, что такое Великая Ярмарка в Одессе.

— Ясно… — Шела тоже откинулась на спинку диванчика и положила мне голову на плечо. — Слушай, меня терзают всяческие сомнения… О чём вы там с Грином и с Капитошкиным говорили, пока я в регенераторном под наркозом куковала?

— О… — припомнил я. — Тебе это интересно?

— Мне всё интересно, — сверкнула она глазами — дескать, не строй из себя невинного, давай рассказывай!

— Сейчас, — пообещал я, дотягиваясь кончиками пальцев до панели с кнопками настройки атмосферы: звуковой, визуальной, обонятельной и био-физической — и активируя звуковой барьер — гравитаторы стратолёта прогрелись, и пилот включил их на половину мощности, одновременно переводя в режим поддержания стабильного поля генераторы электромагнитного поля на кончиках крыльев. Стратолёт вздрогнул, затем очень мягко и практически неощутимо завибрировал, взлетел и растворился в ночном небе Мараха.