Владислав Покровский - Курьер. Книга вторая

— Ты с ума сошёл, — покачал он головой и сел в кресло. — Ты помнишь, что это вино уже давно перестали изготавливать из-за того, что в двадцатом году были сожжены все виноградники? Ты осознаёшь, что если оно у кого и хранится, то только в подвале какого-нибудь ненормального коллекционера, который даже и не догадывается о его ценности? Ты вообще понимаешь, сколько это вино сейчас может стоить?! — возвысил он голос.

— Помню, осознаю и понимаю, — отчеканил я. — Однако я поставлю бриллианты против ореховой скорлупы, что это вино хранится у вас здесь. И что оно здесь в достаточном количестве, потому что знаю вас и знаю, что вы один из того очень небольшого количества коллекционеров, которые знают всё об этом вине.

— Выучил на свою голову, — проворчал он, вскочил из-за стола, подошёл к двери, проверил, что за ней, затем прикрыл её поплотнее и уселся обратно за стол. — Ну давай поговорим… Сколько тебе нужно?

— Три бутылки, — обмозговав и прикинув, ответил я. — Именно три или не одной. Помните, вы говорили?..

— Помню-помню, — проворчал он. — Удивительно, что ты запомнил.

Он вздохнул и подпёр пальцами подбородок, что-то про себя прикидывая, а я стал топтаться на месте, надеясь и моля небо, чтобы он не отказался и не вытолкал меня за дверь — "Шато де Нуар Экселенц" семнадцатого года было, мягко говоря, многократно дороже и уникальнее даже того же "Короля и Королевы".

— Ладно, — вздохнул он и поёрзал в кресле. — В память о прошлом могу продать тебе эти три бутылки за… пять тысяч кредитов.

— Что?! — поразился я.

— Тихо, — шикнул он. — Я хорошо тебя помню, Преображенский, и рад, что ты помнишь меня. Мне эта память дороже всех денег на свете. Молчи лучше и либо соглашайся, либо иди и пои свою женщину какой-нибудь потусторонней бурдой из прошлогоднего винограда. Согласен на пять тысяч?

— Я… Я… — промямлил я, не решаясь и даже не веря в услышанное. Чёрт побери, я готов был заплатить и тридцать, и шестьдесят тысяч — за такое удовольствие не жалко, тем более, что одна бутылка этого вина стоит на аукционах порядка двадцати тысяч кредитов. Представьте, что вы пьёте кровь богов и обоняете ароматы тысячи цветов из Долины Солнца, а потом, когда вы окончательно размякнете и почувствуете себя на седьмом небе от блаженства, вы ощутите вдруг, как разгорается где-то глубоко внутри вас яркая тёплая звёздочка, как согревает она вас, наполняет благодатным теплом, животворящим огнём, который выжигает любую грусть и тоску, холод и печали у вас внутри.

— Ты? — поднял он бровь.

— Велимир Вячеславович, я не знаю, как благодарить вас, — промямлил я нерешительно.

— Андрей, тебя твоя чрезмерная вежливость когда-нибудь погубит, — проворчал он и отвернулся, я мог поклясться, что в тот момент в уголках его глаз что-то подозрительно блеснуло. — Итак ты согласен. Ну что ж, добро. Скажи только, куда его доставить, потому что, сам понимаешь, такое вино в пакете по улице не понесёшь.

— Конечно-конечно, — засуетился я, вспоминая свой адрес, продиктовал его Велимиру Вячеславовичу, потом своей рукой выписал номер своего ключ-счёта, с которого он должен был снять сумму оплаты за сей воистину царский подарок.

— Так неожиданно встретить тут тебя, — произнёс он, вставая и обнимая меня за плечи. — Вижу, ты вырос и окреп. Только солидности вот никак не набрал.

— С моей работой живот не отрастишь, — виновато покачал я головой.

— Сколько раз тебе говорить, что это не живот! — сверкнул он глазами сердито. — Ну что ж ты молодой, у тебя всё впереди.

С этими словами он обнял меня и стиснул в объятиях так крепко, что я поневоле захрипел — хватка у него не ослабла, он и впрямь не изменился.

— Я горжусь тобой, парень, — шепнул он мне на ухо. — Твои выходы на сцену были великолепны, мне было очень приятно слышать впоследствии очень лестные отзывы о тебе.

— Я тоже горжусь вами, — шепнул я в ответ, чувствуя, как глаза подозрительно увлажняются. — Вы дали мне всё, что никогда в жизни не дал бы мой…

— Молчи! — он резко отстранился и полез в ящик стола. — Иди, Андрей, тебя давно уже ждёт твоя дама сердца. Удачи тебе с ней и искренних тёплых чувств друг к другу!

— Спасибо, — кивнул я и повернулся к двери, открывая её. — Спасибо вам за всё!

Он кивнул, не вылезая из ящика, я почувствовал, что ещё немного и не удержусь — память о прошлом слишком ярко горит до сих пор в моей голове — и потому открыл дверь и быстро вышел.

Обратное путешествие к столу, где дожидалась меня и скучала в одиночестве Шела, прошло как в каком-то тумане, среди клубов которого то и дело проскальзывали воспоминания.

— Пока ты бродил туда-сюда, ко мне тут всякие тёмные личности приставали с разными предложениями, — сердито отрапортовала Шела, вскакивая мне навстречу.

— Малышка, неужели ты всем отказала? — обнял я её.

— Не всем, — огрызнулась она. — Самому тупому пришлось ради профилактики руку сломать, которой он до моего плеча дотронулся. Гад! — зло прорычала она мне в ухо. — Так и убила бы его, да официант вовремя вклинился, оттеснил, а потом извинялся долго…

— Эй, что с тобой? — удивилась она встревоженно, неохотно оторвавшись от меня и заглядывая мне в глаза. — Ты выглядишь так, будто покойника увидел.

— Не совсем, — вздохнул я и поцеловал её в щеку. — Просто встретил одного очень старого, очень хорошего знакомого, и эта встреча меня до глубины души потрясла.

— Ты же знал, зачем и куда идёшь, — недоверчиво возразила она. — Знал к кому. Неужели ты так не ожидал его увидеть, что весь аж скуксился как гриб в жару?

— Ты тоже знаешь про существование своей мамы, — парировал я. — Представь, что ты не видела её лет десять. Так неужели встреча с ней не потрясёт и не зацепит тебя настолько, что даже немного выбьет из колеи?

— Гм… — фыркнула Шела, не желая как всегда признавать мою правоту. — Ненавижу, когда ты оказываешься прав…

— Это почему? — машинально удивился я, уже догадываясь, каков будет ответ — эта своенравная взбалмошная особа с гремучей смесью нежности, любви, непокорности и упрямства в характере иногда вдруг вспоминает о своих феминистских корнях и начинает чудить так, что либо прячься под любым благовидным предлогом, либо терпи. Помню, по незнанию да по молодой горячности я как-то попробовал выступить на защиту всей мужской части населения Федерации (хоть бы кто мне "Спасибо" сказал за это!) и себя, любимого, разумеется, в один из таких вот её кризисов жанра, когда она буянила и срывалась с цепи. Хм… До сих пор перед глазами тот счёт за капитальный ремонт и перепланировку квартиры и сумма в нём, показавшаяся мне индивидуальным контактным номером. Да-а-а… Вот уж действительно — хорошо погуляли! Даже роботы перепугались и от нас ещё неделю по углам прятались, пока я их новенькими батареями не подманил.