Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

Мы приветствовали их по арабскому обычаю. Капитан спросил, мусульмане ли мы. Мы ответили, что это не имеет значения: мы ведь тоже работаем в море.

Поднявшись на палубу, я тут же ощутил запах вареной баранины. В тени под тентом я увидел и источник запаха: на грубой газовой плите стояла гигантская кастрюля — высотой сантиметров в восемьдесят и такого же диаметра. Около нее полулежал старик в грязном дишдаше. Поднявшись, он подошел к нам и подал на железном подносике традиционные маленькие стеклянные чашки с ароматным чаем. Мы взяли чашки и поблагодарили старика по-арабски. Барьер между нами был преодолен. Руки старика представляли ужасное зрелище: не хватало нескольких пальцев, кожа почернела от тысяч уколов об иглы морского ежа. Уши старика были покрыты гноящимися струпьями. Незачем было спрашивать его, был ли он ловцом жемчуга. Его жизнь, прошедшая в борьбе с морем, теперь заканчивалась у газовой плиты.

Мы свесились за борт и стали наблюдать за древней, тысячелетиями не менявшейся техникой добычи жемчуга. Перпендикулярно к борту были прибиты короткие деревянные планки. Через них пропустили джутовый трос с петлей на одном конце и привязанным под ней железным грузом в несколько килограммов весом. Ныряльщик просовывал в петлю ногу и брал трос в руки. Другой, более тонкий трос заканчивался петлей побольше и маленькой проволочной корзинкой. В эту петлю ныряльщик просовывал голову, и корзинка оказывалась у него на груди. Свободный конец этой веревки держал помощник, остававшийся на палубе. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы обогатить легкие кислородом, ныряльщик делал последний вдох и отпускал трос, в петлю которого была продета его нога. Освобожденный конец с грузом летел на дно, увлекая за собой человека. По той скорости, с которой трос скользил вдоль планки, я мог судить о быстроте спуска под воду. Только хорошо тренированный ныряльщик может при такой скорости уравновешивать непрерывно нарастающее давление воды. В противном случае возникает острая боль в ушах. Если при этом не прекратить погружение, лопаются барабанные перепонки. Давление уравновешивают, зажимая нос и усиленно выпуская из легких воздух. Человек при этом слышит характерное потрескивание. Иногда можно уравновесить давление и с помощью глотательных движений. Большинство ныряльщиков зажимает нос специальной прищепкой из дерева или позвонка акулы. Когда они находятся над водой, прищепки эти висят на * груди, как медальон. Некоторые ныряльщики были одеты в традиционное тонкое полупрозрачное черное трико с капюшоном.

Я засек время пребывания под водой нескольких ныряльщиков. Глубина здесь 8—10 метров. Ныряльщики выдерживали в среднем по 100–120 секунд. Я выразил вслух свое восхищение, но один из помощников показал на старика у большой кастрюли:

— Он мог дольше всех…

Я не устоял перед искушением понаблюдать под водой за сбором раковин. Застегнув молнию на неопреновом жилете, спрыгнул в нашу лодку. Джауад помог мне надеть на спину акваланг. На этой глубине он обеспечивал мне запас воздуха на два часа. Джауад бросил в воду одно из наших ведер. За ним прыгнул и я. Очутившись под килем парусника, я увидел ноги болтавшихся у борта ныряльщиков. Когда одно голое тело полетело ко дну, я уменьшил запас воздуха в груди, сделал сальто и последовал за ним. Это был худощавый, жилистый сомалиец. На дне он вытащил ногу из петли и освободил трос с грузом, трос тут же выбрали наверх. Ныряльщик ничего не видел: глаза его были закрыты — вода здесь очень соленая и, попав в глаза или горло, больно щиплет.

Начался сбор раковин. Ныряльщик двигался с помощью самых невероятных движений. Он скорее корчился, чем плыл. Руки его непрерывно ощупывали ровное песчаное, местами каменистое дно. Раковины были прикреплены ко дну группками, по две-три. На несколько квадратных метров приходилась одна группка. Рука ныряльщика протянулась к двум раковинам и прошла в нескольких сантиметрах от них. «Осторожно, еж!» — хотел я предупредить ныряльщика, но было уже поздно. Рука его резко отдернулась, в нее впились черные Кончики игл. Лицо сомалийца исказила болезненная гримаса. Я представил себе ужасный конец многих из этих бедолаг. Вместо округлой поверхности жемчужницы — средоточия надежд — рука натыкается на острые шипы ядовитой скорцены. Или маленькая змеиная пасть находит самое нежное место между пальцами.

Сомалиец высвободил голову из петли с проволочной корзинкой, на дне которой были две раковины, и устремился к светлой поверхности. Наступил тот миг, когда жажда воздуха превращается в Конвульсию.

А через несколько минут тело сомалийца снова будет корчиться на дне, давление будет разрывать барабанные перепонки, легкие будут жадно просить воздуха, за каждым камнем будет подстерегать смерть… И так целый день, шесть месяцев в году, всю жизнь…

Я взмахнул ластами и описал над дном полудугу, пока не нашел ведро, брошенное Джауадом. За четверть часа я доверху наполнил его жемчужницами. Когда я медленно поднимался с тяжелым ведром наверх, в двух метрах от меня ко дну летел один из ныряльщиков. Знаменательная встреча. Тысячелетиями ныряльщик преодолевает ужас перед бездной и добывает красоту, которой наслаждаются другие. А я, «гомо акватикус» XX века, свободно и независимо двигаюсь в этой необычной среде. Возраст моей техники — тридцать лет.

Я высыпал полное ведро раковин на палубу парусника, подарив их экипажу. Это был улов одного ныряльщика, вероятно, за два дня. Ловцы жемчуга смотрели на меня с восхищением и уважением, смешанным с робостью. Вылезли посмотреть на улов и некоторые из тех, кто был в море, — жилистые, худощавые арабы неопределенного возраста. Они украдкой оглядывали нас и тихо переговаривались.

Что привело сюда этих людей из Кувейта, Ирана, Бахрейна, Абу-Даби, Сомали? Вероятно, какая-то сила толкала их на рискованные попытки…

Охотники за жемчугом… Что же для них эти чудесные творения природы, получавшие с древних времен поэтичнейшие имена — Цветок лотоса, Небесная роса, Каменные слезы? Сами охотники никогда не могли украсить себя ими, ведь той самой силой, что заставляла их переходить границу солнечного мира и окунаться в неведомую бездну моря, всегда был неутолимый голод.

Об авторе

Димитр Клисуров. Родился в 1941 году в Варне. В 1966 году окончил болгарское отделение филологического факультета в Софийском университете им. Климента Охридского. В настоящее время работает редактором в научно-популярной редакции издательства им. Г. Бакалова (Варна), он же и редактор альманаха «Фар». С 1969 года — инструктор по подводному делу. В 1970 и 1971 годах работал как профессиональный водолаз в Кувейте, где принимал участие в установке на дне Персидского залива сложных гидротехнических сооружений. В 1974 году на болгарском языке вышла в свет его документально-художественная книга «Профессия для мужчин», которая была удостоена большой литературной премии «Варна». «Охотники за жемчугом» — отрывок из этой книги.