Юрий Скворцов - На суше и на море. 1975. Выпуск 15

Огромные выгоды, получаемые от туризма, породили интерес к туризму. С ним считаются, его вкусы изучают. Поэтому доподлинно известно, что туристы едут в Кению, да и вообще в Африку, не для того, чтобы познакомиться с ее городами или покупаться в Индийском океане, голубизна воды которого мало чем отличается от средиземноморской. Девяносто процентов туристов приезжает для того, чтобы побывать в знаменитых африканских заповедниках. Показательно, что туристский бум затронул лишь те африканские страны, где в девственной неприкосновенности сохранились большие пространства нераспаханных земель — последний приют гигантов африканской фауны. К этим странам относятся Кения, Уганда, Танзания, Замбия, Малави, Заир, Мозамбик. Западную Африку, куда более интересную и яркую этнически, но почти лишившуюся животных, туристы не жалуют.

Чтобы привлечь туристов и их деньги, многие западноафриканские страны приступили к созданию заповедников и у себя. Но заселять их им приходится львами и слонами, импортируемыми из… европейских зоопарков.

Вопрос этот отнюдь не праздный. За шесть лет жизни в Восточной Африке, объездив все знаменитые и малоизвестные заповедники, я пришел к твердому убеждению: проблемы их организации и деятельности здесь весьма специфичны.

В Кении, например, существует два вида заповедников, хотя в обиходе, да и в популярной литературе, различия между ними подчеркиваются редко. Это национальные парки (national parks) и резерваты животных (wildlife reserves). И там и здесь охота на любых зверей строжайше запрещена законом. Однако если в кенийских национальных парках Найроби, Цаво, Меру, гора Кения и Абердар, озеро Накуру, морских парках Ватаму и Малинди запрещена также и любая другая хозяйственная деятельность человека, то в резерватах Самбуру, Марсабит, Масаи-Мара, Масан-Амбосели, Шимба подобная деятельность допускается. А это означает, что если в парке Меру, например, не может жить никто, кроме 20–30 человек обслуживающего персонала, то в резервате Самбуру местное население имеет право свободно гонять скот и распахивать землю.

Как правило, африканцы селятся на периферии резерватов, где меньше зверей и больше проезжих дорог. Огромные доходы от туризма зачастую заставляют власти больше заботиться о животных, чем об интересах людей, и поэтому территории резерватов — это территории постоянного молчаливого конфликта между администрацией заповедника и местными племенами. Далекий от экономической политики скотовод-африканец не в силах понять, почему он должен уступать свои земли пришлым белым туристам, которые лишь изредка наведываются в удаленные уголки парка — прежние пастбища — лишь для того, чтобы восхититься при виде пасущегося вместе с коровами кафрского буйвола или сфотографировать обезьян, сидящих на дереве. А буйволы и обезьяны настолько не в диковину африканцам племени самбуру, что их искренне удивляет, зачем надо вазунгу (белым) ради этих тривиальных животных ехать за тридевять земель.

Возникают бесконечные тяжбы администрации и общинников по поводу браконьерства. Самбуру пригвоздил копьем к земле леопарда. Администрация считает его нарушителем закона. Племя же заявляет, что пастух всего лишь оборонялся от хищника, пытавшегося утащить теленка. Подобные тяжбы разбираются годами, причем судебные власти порой умышленно затягивают дело. Обвинить пастуха в браконьерстве — значит испортить отношения со всем племенем, восстановить его против заповедников и присутствия в них туристов. А оправдать охотника на леопарда — значит создать опасный прецедент, поощрить других к истреблению зверей в резервате. Впрочем, по этому пути идут многие жители районов, прилегающих к резерватам. Зверей здесь убивают при любом удобном случае и всякий раз оправдывают это необходимостью обороны. Конечно, леопарды и буйволы еще не разучились нападать на человека. Но наверное, в девяноста девяти случаях из ста зверь предпочел бы разойтись с человеком мирно.

Однако все эти «околозаповедные» конфликты остаются вне поля зрения туриста. Для него заповедник начинается со стрельчатых ворот, сбоку от которых на двух деревянных столбах укреплен внушительных размеров металлический силуэт носорога — символ кенийских парков. Надпись гласит: «Резерват животных Самбуру». Тут же будочка, где одетый в униформу аскари продает билеты на право въезда в заповедник. Обычно иностранные туристы, путешествующие по Кении с помощью компаний по организации сафари, приезжают в заповедник на небольшом раскрашенном под зебру или жирафа автобусе, рассчитанном на четыре — шесть человек. Пока шофер покупает билеты (3 доллара за каждого туриста и 1,5 доллара за автобус), посетители в предчувствии острых ощущений и романтических встреч с «дикими хозяевами буша» фотографируются возле силуэта носорога и знакомятся с правилами поведения людей в заповеднике, где «хозяин — зверь». К своему великому разочарованию, они узнают, что в резервате нельзя кричать и громко восторгаться увиденным, нельзя выходить из машины, приманивать зверей бананами, бисквитами, конфетами и прочей снедью, которой посетители уже набили сумки, нельзя приближаться к зверям на расстояние менее 30 метров, но зато, находясь за рулем, необходимо уступать дорогу зверям, особенно слонам, придерживаться скорости не более 20 км в час и возвращаться в гостиницу или к воротам парка не позднее наступления сумерек, то есть в половине седьмого вечера. Все эти ограничения, предоставляющие множество преимуществ животным и никаких — людям, обычно несколько обижают туристов, но отнюдь не убивают в них интереса к заповеднику.

Наконец шофер положил в карман билеты, аскари открыл шлагбаум, и зеброподобный автобусик покатил по красной дороге парка. Ворота позади.

Эти ворота, как ни странно, магически действуют на большинство туристов. «Есть ворота, значит, есть и забор», — решают они.

— Какому же чудаку взбредет в голову ставить отличные ворота, да еще и шлагбаум, если нет изгороди? — с чувством глубокой убежденности доказывали мне десятки туристов, когда речь заходила о заповедниках. — Конечно, все парки в Кении огорожены!

И тут турист впадает в свою первую ошибку. Слово «парк» рождает в его голове впечатление какого-то ухоженного, окультуренного клочка земли, а если турист из Европы, то возникают прямые ассоциации с европейскими парками-заповедниками, где на учет поставлено каждое дерево и где егерь доподлинно знает, на каком из пронумерованных деревьев живет белка. Турист и не подозревает, что в сегодняшней Кении парки и резерваты занимают около 40 тысяч квадратных километров, почти десять процентов территории страны. Обнести забором, например, огромный Цаво-парк и прилегающие к нему резерваты равносильно тому, чтобы построить изгородь вдоль границ какой-нибудь европейской страны, скажем Бельгии.