Юрий Скворцов - На суше и на море. 1975. Выпуск 15

К десяти утра автобусы возвращаются в лоджи, и туристы, побросав свои камеры и наскоро умывшись, набрасываются на завтрак. Он начинается с фруктов и соков, затем — корнфлекс с молоком, овсяная каша или яйца в любом виде, чай или кофе с поджаренным хлебом, джемом или медом. Не смотрите в меню, ничего иного там никогда не бывает.

Час туристы отдыхают, делятся впечатлениями, кормят слетающихся отовсюду птиц и вопреки просьбам персонала гостиницы угощают бананами обезьян, которые нагло скачут по холлу, проникают в открытые окна ресторана, бьют там посуду и воруют все, что только может переварить обезьяний желудок. Наиболее энергичные туристы вновь усаживаются в автобус и едут в парк, но гиды, уже исполнившие утром свой долг и получившие чаевые, отнюдь не склонны опять колесить по парку. Они направляют автобусы в те места, где заведомо нет зверей, и, разморенный жарой, быстро потерявший всякий интерес к флоре и фауне, турист начинает проситься в гостиницу.

Еще одна забава, которую заповедник Самбуру может предложить туристам, — игра проворных мангуст. Когда солнце приближается к зениту, мангусты почему-то слезают с деревьев и устраивают на зеленых лужайках между коттеджами настоящие представления. С неописуемым проворством носятся эти небольшие, немного напоминающие белок зверьки друг за другом, бесстрашно забираются на людей, распушив хвосты-парашюты, прыгают с крыш коттеджей на усыпанные лиловыми цветами кусты бугенвиллей…

Однако долго наслаждаться играми мангуст нет времени. В час туристы усаживаются обедать, а портье укладывают их чемоданы в автобусы. К этому времени к лоджу стягиваются нарядившиеся в красные тоги самбуры с копьями. Африканцы живут напротив, в поселке для служителей парка и гостиницы. Они фотографируются в обнимку с туристами, те платят шиллинги, самбуру расточают очаровательные улыбки. В два часа автобус покидает лодж и направляется к воротам парка, тем самым воротам, что обходятся без забора. Знакомство с «дикой» Африкой и «кишащей зверями» саванной заканчивается. А навстречу уезжающим уже катит из Найроби вереница других автобусов…

Лодж, да и весь заповедник, на два-три часа пустеет. Остаются лишь две-три машины, владельцы которых знают Самбуру как свои пять пальцев, были в заповеднике не раз и отдают себе отчет, зачем они остались на сегодня.

Чего не увидел, не почувствовал турист во время хорошо организованного, прошедшего без сучка и задоринки, без единой незапланированной остановки сафари по одному из интереснейших парков Кении? Он не почувствовал и не увидел настоящей Африки. Побывав в заповеднике, он не понял, что такое настоящий восточноафриканский парк — нетронутый, отданный диким зверям огромный кусок девственной саванны, а не аттракцион на природе, функционирующий как коммерческое предприятие.

Национальные парки и резерваты — это, бесспорно, самое интересное, что есть в Кении. Только здесь, в больших заповедниках, сохранилось отдаленное подобие той фауны, которая еще каких-нибудь восемьдесят лет назад существовала в Восточной Африке повсюду. Ведь еще в начале века, в первые годы после открытия железной дороги Момбаса — озеро Виктория, европейские колонисты умудрялись убивать из окна вагона десяток слонов за четверть часа. И именно отсюда, из района Самбуру, в Момбасу доставляли с каждым караваном две-три тонны слоновой кости.

Укрывшихся сегодня в заповедниках крупных зверей намного меньше. В Самбуру, например, вряд ли наберется сотня слонов, их бивней не хватит даже на один средней руки караван конца прошлого века. Турист же, которого гиды возили по определенным местам, где только и можно увидеть зверей, уехал из Самбуру, уверенный, что резерват кишит животными.

Кенийские парки великолепны. Только здесь можно почувствовать неописуемое наслаждение быть один на один с подлинной Африкой, испытать прелесть смешанного чувства любопытства, страха и восхищения, которое, наверное, ежедневно испытывали наши предки, сталкиваясь с природой в ее первозданном состоянии. По-моему, только здесь, рядом с трубящими слонами или резвящимися гепардами, цивилизованный человек может испытать всю прелесть почти нетронутой природы, почувствовать себя хозяином собственной судьбы.

Вне заповедников животные боятся человека. Возле дорог, пересекающих кенийский север, вы не видите зверей не потому, что их вообще нет в этом районе. Здесь их гораздо больше, чем в любом заповеднике. Но кенийский север — это огромные охотничьи угодья, где разрешен отстрел животных по лицензиям и где, пользуясь отсутствием контроля со стороны властей, еще прекрасно чувствуют себя браконьеры. Человек и смерть — это синонимы для зверей, живущих вне заповедников Кении.

Туристы едут по резервату Самбуру, и их автобус то и дело притормаживает: зебры и антилопы не желают уступать дорогу. Но если бы турист отъехал от парка всего лишь на двадцать — тридцать километров и, взяв бинокль, понаблюдал, как ведут себя те же зебры и антилопы, он бы увидел совсем другую картину.

Как только автомашина попадает в поле зрения зебр или антилоп, они бросают все свои дела и начинают пристально наблюдать за ней. Стоит машине остановиться, как животные приходят в движение, увеличивая расстояние между собой и дорогой. Машина свернула в их сторону — зебры и антилопы рысцой потрусили прочь. Из машины показался человек — они молниеносно перешли в галоп. Звери прекрасно осведомлены об охотничьих законах. Они уже давным-давно разобрались, что человек не стреляет из машины (это строжайше запрещено кенийским законодательством). Поэтому, хотя зверей на кенийском севере много, добыть разрешенное лицензией количество ориксов и буйволов не так-то легко. Животные не подпускают к себе на расстояние выстрела, порой по нескольку дней приходится крутиться по равнине, а на горизонте, куда ни глянь, видны огромные стада.

Звери поумнее, особенно слоны и крупные кошки, преуспели в понимании человеческих порядков еще больше. Не раз я слышал: многие звери отлично усвоили, что в парке им не грозит опасность, а вне парка грозит, и прекрасно знают невидимую границу, разделяющую зоны жизни и смерти. Честно говоря, я не верил в это.

В страшный для всего кенийского севера 1970 год, когда невиданная засуха выжгла всю растительность, я ездил по Самбуру с директором службы национальных парков Кении Д. Олинде. В резервате сложилась крайне сложная обстановка. От голода погибло немало зебр и антилоп; почуяв добычу, с севера, где было еще суше, в парк перекочевали стаи гиен и шакалов, резко возросло львиное население. Выжившие антилопы и зебры, собравшись в два огромных стада, ринулись на юг, в зеленые предгорные районы, а хищники остались «не у дел». Львы начали терроризировать слонов, которые, съев все, что годилось в пищу во внутренней части резервата, переселились в узкую полоску галерейных лесов вдоль Эвуасо-Нгиро. Не проходило ночи, чтобы в зарослях дум-пальм не разыгрывались шумные схватки между толстокожими гигантами и голодными «хозяевами» буша. Слоны, как правило, выходили победителями; служители парка чаще всего видели израненных львов и лишь однажды — тушу слона, которую раздирали около двух десятков львов. Но вскоре слоны, обглодав все, что мог достать их хобот, начали валить деревья. Единственный зеленый оазис резервата Самбуру, полоска галерейных лесов вдоль реки, оказался под угрозой уничтожения. Парковая администрация начала поговаривать о необходимости отстрела части слонов, пока они, уничтожив всю растительность в парке, сами не погибли от голода. У границ резервата было подстрелено несколько «чужих» слонов, пробиравшихся с выжженного севера в парк, к реке.