Юрий Скворцов - На суше и на море. 1975. Выпуск 15

Вот почему, надвинув поглубже шапку и не говоря никому ни слова, он идет в бухгалтерию за день-два до зарплаты, выписывает в книжечку, кто сколько заработал, и потом бесстрастно объявляет бригаде о заработках. Мелочь, разумеется, а всем приятно. Это тоже метры, от этого легче работается.

«Сурид — это человек». Неплохо сказано, а?

Вот оно, Иваново — место, «откуда есть пошли» современные Нефтяные Камни. Название, конечно, не из красивых, да и вряд ли применимо в официальных документах. Но в обиходе — только Иваново, тому есть объяснение, об этом позже.

Это остров, единственный кусочек обжитой суши чуть больше четырех гектаров. С одной стороны к нему подходит эстакада, с другой — причал. К причалу швартуются суда с грузами, они тут все время: как-никак на Камушках несколько тысяч человек, их надо обеспечить всякой всячиной и для работы, и для жизни.

Суда тут есть постоянные и временные. Временные покачиваются у причала, трутся о него, словно почесывают свои помятые бока. Некоторые из них уютно приткнулись в уголках бухты. В любой момент они могут уйти отсюда порожняком, с грузом, с людьми…

Постоянным не уйти никуда. Их мачты не вторят игре волн, с бортов облезла краска. Никогда не оживут их двигатели, не забурлит за кормой вспененная винтами волна. Их судьба — вечный покой. Они прочно стоят на завалах, полузасыпанные песком, гравием, обломками камней. К некоторым из них подошел асфальт, такое впечатление, будто суда выросли из земли.

Рядом бегут машины, рядом новенький пятиэтажный дом, электростанция, склады, и все там гудит, дышит. Внутри судов время остановилось, оно даже двинулось обратно. Действительно, век нынешний и век минувший. Но связь между прошлым и нынешним как на ладони: новое выросло из старого, старое дало жизнь новому. Не то ли самое чувствуем мы, когда бредем полем или лесом и вдруг замечаем полуразвалившийся окоп, ржавые гильзы? Недалеко мирная жизнь, не знающая ни взрывов, ни танков, пахнет земляникой, теплой землей, и в небе басит пассажирский самолет.

Никто не забыт и ничто не забыто. Не только к воине относим мы эти слова. Вот вспомните или представьте себе 1945 год, радостный и трудный год с победным многоголосием гармошки, плачем осиротевших. А сколько планов зародилось и начало осуществляться в том же 1945 году, и каких планов! Еще бы! Казалось, только залечить раны, восстановить потерянное, а люди уже брались за дела, до войны казавшиеся мечтой и фантастикой. Тут и исследования в области ядерной энергетики, и подготовка к космическим полетам, и многое другое, даже сейчас поражающее воображение. И еще можно в ряду больших и малых начинаний заметить внешне незначительное событие — начало систематического изучения Нефтяных Камней. А уже в 1948 году сюда высадились строители; стало быть, страна взялась за освоение Камушков, значит, уже были выделены миллионы и миллионы на это дело, значит, чертежи эстакад созрели в головах проектировщиков. И все это в 1948 году, через три года после разрушительнейшей из войн, с размахом, с жаждой созидания и упорством, не поколебленными ни жертвами, ни разрухой…

Люди работали, строили домик на сваях и первую вышку в открытом море. Иногда, когда особенно волновалось море, они чертыхались: разве мало нефти на берегу, разве нельзя ее добывать там? Нефть на берегу добывали, но ее уже было мало для страны, нужны были новые месторождения. А Камушки обещали многое.

Еще в 1781–1782 годах Каспий исследовала эскадра под командованием капитана Войновича. Когда эскадра находилась неподалеку от Нефтяных Камней, моряки заметили: пахнет нефтью. В путевом журнале появилась запись: «Явление сие иначе растолковано быть не может, как тем, что плавающая оная на поверхности моря нефть выходит из самородных ключей, на дне находящихся, и по легкости своей наверх всплывает, ибо как весь бакинский берег изобилует такими ключами, что весьма вероятно, что некоторые из них простираются своими проходами и до глубины морской».

Через сто лет драматург А. Н. Островский побывал около Баку в местах, схожих с Нефтяными Камнями. «Мы выехали на то место в море… где из земли выходит газ и является на поверхности моря в виде пузырей. С баркаса кинули зажженную тряпку, и море загорелось. Мы входили в самую середину огня, и наш баркас был объят на несколько минут пламенем. Такое явление не увидишь нигде на земном шаре…»

Вот что обещали Камушки — нефть, газ, которые прямо-таки сами просились в руки человека.

Первый жилой домик строителей и сейчас стоит на острове. Маленький, на тонких сваях, он сохранен в своем первозданном виде и стал теперь частью музея. А рядом с музеем и домиком есть еще одна реликвия — первая пробуренная здесь скважина. У скважины люди поставили памятник тому, кто бурил ее в 1949 году, кто первым нашел нефть и кто погиб на Нефтяных Камнях во время страшного шторма, — Михаилу Каверочкину.

Жил он широко и широко был известен. Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, участник Конгресса сторонников мира, заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Азербайджана — у него много было наград, много титулов. Но остался в людской памяти Каверочкин не столько лауреатом, оратором и общественным деятелем, сколько умелым буровым мастером.

Его помнят, еще как помнят! Уверен и спокоен был Каверочкин, когда приехали бурильщики на Нефтяные Камни. Скользкие скалы, домик на сваях и буровая, а кругом море, сколько ни смотри, ни напрягай глаз. Притихли люди, поеживаются на ветру, зябко и неуютно тут.

— Ну, сынки, что приуныли? — у Каверочкина не было детей, звал он рабочих сыновьями, а те его батькой.

— Надо же, куда забрались, батя. А если шторм? Смоет ведь.

— Забрались-то недалеко, еще дальше заберемся. А делать будем одно — работать.

Помнят его настоящим батькой, заботливым, никогда не забывал он распорядиться, чтобы нагрели рабочим ведра два воды после спуска или подъема инструмента, самой грязной операции. И как всякий добрый батька, Каверочкин учил их работе и, бывало, наказывал, но по-своему, по-отцовски. Ночью пригреется кто-нибудь у насоса, а он обязательно в этот момент придет, легонько толкнет в бок.

— Ты что, дорогой? А ну пойдем! — возьмет за ухо и тянет. — Иди, замеряй удельный вес раствора, нечего дремать в рабочее время.

Замерит «сынок» удельный вес, откроет журнал, а там уже все записано. Каверочкин стоит рядом, добродушно посмеивается:

— В другой раз не спи.

Помнят его сильные руки, когда, засучив рукава до локтей, давал отдых уставшим рабочим и сам бурил, таскал элеватор. А вот стоит он на берегу островка, лобастый, плотный, потирает руки, говорит: «Ох, и дела же будут, ребята». И все смотрят, как «Иванов», древний пароход, с ходу садится на скалы, чтобы стать и жильем, и клубом, и площадкой для глиномешалки. И еще шесть судов были затоплены здесь — так появилась бухта, так возникла на Нефтяных Камнях временная база нефтепромыслового хозяйства. И название Иваново отсюда, по имени первого парохода, затопленного на скалах.