Юрий Иванов - На суше и на море. 1974. Выпуск 14

Педро добросовестно орудовал колом и отпихивал тайру. Но четверть часа спустя он прибежал ко мне, запыхавшись, и показал, что у него осталось в руках: кол превратился в жалкий огрызок. Остальное разнесли острые зубы и когти зверя, хотя дерево было твердым как железо.

— Это дьявол! — хрипел Педро. — Это дьявол! Это дьявол!

Педро схватил новый кол и опять стал отбрасывать им тайру. Я ждал, что зверь с минуты на минуту выбьется из сил и перестанет метаться. По всему двору разносились отзвуки ожесточенной борьбы: гулкий, сухой, мерный, как удары маятника, стук палки о решетку и глухие, яростные посвисты тайры (цык, цык, цык), посвисты, порой похожие на стон. Битве не видно было конца. Чем упорнее Педро оказывал сопротивление, тем ожесточеннее атаковала тайра. Меня стало это раздражать, я не мог работать и крикнул Педро:

— Хватит, перестань!

Пот струился по лицу метиса, нижняя челюсть у него тряслась как в лихорадке, из руки сочилась кровь.

Мы решили оглушить тайру водой и вылили на нее несколько ведер. Безуспешно. Потом мы попытались задобрить ее лакомствами. Сначала мы бросили ей двух убитых птиц, а потом подсунули полмиски бульона. Все напрасно. Птиц тайра разодрала и частично сожрала. Бульон в нервном запале выхлебала, но затем с удвоенной яростью вновь бросилась грызть решетку.

— Стереги ее! — раздраженно бросил я Педро.

Меня бесило явно безнадежное упорство тайры, поскольку я был твердо убежден, что рано или поздно она вынуждена будет сдаться, иного выхода быть не могло. Но в то же время где-то в глубине души я начинал испытывать чувство невольного уважения к такой несгибаемой стойкости и героизму. Это была необыкновенная тайра!

Спустя час чуть живой приплелся Педро и буквально повалился на стул.

— Не могу больше, — проговорил он хриплым голосом.

— Ладно. Оставь ее в покое.

Педро вытаращил глаза: видимо, в нем заговорило самолюбие — как же это он и вдруг окажется побежденным какой-то там тайрой?

— Что, сеньор?

— Оставь тайру в покое.

— В покое? — повторил он. — Нельзя! Убежит!

— Пусть бежит.

— Нет, нет, нет! — он вскочил как ошпаренный и выбежал из хижины, призывая на помощь еще двух метисов, работавших у нас.

Трое дюжих парней с новой энергией принялись за укрощение тайры. А тайра все больше свирепела. Невозможно было понять, откуда она черпала столько физических сил. Она ни на минуту не прекращала борьбы. В этом было что-то чуть ли не сверхъестественное. Поврежденные жерди клетки приходилось ежеминутно укреплять новыми досками. Потом мы взяли листы жести. Но и жесть не устояла. Острые зубы рвали ее, как бумагу. В сверкающих глазах горела неукротимая ненависть. Упорство зверя было возвышенным, но в то же время и жутким. Это было безумство обреченного, рождавшее какой-то суеверный страх. Обретало реальную наглядность влияние человека на характер, повадки животного — ведь рядом, в нескольких шагах, была точно такая же тайра, может быть, даже из одного семейства, являвшая собой воплощенную кротость. В ее игривую пасть можно было без всякого опасения вкладывать руку.

Через несколько часов, уже под вечер, возле клетки послышался сильный шум. Ко мне прибежал перепуганный Педро и еще с порога закричал, что тайра вырвалась. Он схватил ружье и выскочил во двор. Я за ним.

Случилось невообразимое и непонятное, но случилось — шесть дюжих человеческих рук, вооруженных колами, не смогли удержать тайры. Ее не остановили удары. И в конце концов победило безумное, страшное упорство зверя. Это была явная одержимость, но, вероятно, она оказалась единственным верным путем к свободе.

И вот тайра убегала большими прыжками в сторону недалекого леса. Последняя вспышка ее безумства — неудержимый бег к свободе — не мог не вызывать сочувствия. Он пробуждал к ней уважение. Честь и слава такой любви к свободе!

Педро поднял ружье и прицелился. Тайра была еще в пределах досягаемости выстрела. Я подтолкнул ружье вверх.

— Не надо, не убивай тайру! Пусть убегает!

Когда-то давно, много лет назад, отец говорил мне, что надо уметь уважать одержимость и почитать одержимых. Пусть тайра убегает! Пускай живет на свободе!

Океанографическое судно «Сервейор», принадлежащее Национальному управлению США по научению океана и атмосферы, в конце 1972 г. завершило экспедиционные работы в северо-восточной части Тихого океана. Цель экспедиции — собрать материалы о строении и топографии морского дна и о его недрах в районе, простирающемся от Сан-Франциско (штат Калифорния) до побережья провинции Британская Колумбия (Канада). От побережья район работ простирался в открытое море на 1300 км. Общая площадь обследуемой области составляла 320 тыс. кв. км.

Другое экспедиционное судно того же ведомства — «Ошеанографер» — приступило к выполнению рассчитанной на 3 года программы изучения океана в «коридоре» длиной 3200 км. протянувшемся от западной части Гавайских островов до Филиппинского моря. Есть сведения, говорящие о том, что земная кора между Гавайями и Марианскими островами претерпела мало изменений со времен палеозойской эры. Если это верно, здесь могут быть найдены участки самой древней океанической коры, встречающейся где-либо на Земле.

2 августа 1972 г. на Солнце произошли три крупные вспышки, через 5 дней — еще одна, причем за 1 час выделилась энергия, количество которой соответствует современному уровню потребления электроэнергии в США… за 10 млн. лет. Это вызвало кратковременное, но весьма интенсивное нарушение магнитного поля Земли, нарушения радиосвязи и перебои в подаче электроэнергии.

В это время в космосе находилось 5 спутников серии «Пайонир». Спутники «Пайонир-9» и «Пайонир-10» несли на борту оборудование, предназначенное для изучения солнечных газов.

В момент первой вспышки «Пайонир-9» был на расстоянии около 115 млн. км, а «Пайонир-10» — 341 млн. км от Солнца. Приборы первого из них зафиксировали рекордную скорость солнечного ветра —1000 км/сек (до сих пор максимальной считалась 800 км/сек). 76 часов спустя произошла встреча этого же потока с «Пайониром-10». К этому времени скорость солнечного ветра снизилась наполовину. Однако температура вовлеченной в поток солнечной плазмы достигла теперь 2 млн. градусов Кельвина. Ученые полагают, что кинетическая энергия частиц преобразовалась в тепловую.

Интенсивность космических лучей солнечного происхождения, зарегистрированных «Пайониром-9», в 4000 раз превышает обычную. В самый максимум солнечного возмущения космические лучи высоких энергий достигли «Пайонира-9» менее чем за 1 час, тогда как частицы, входящие в состав солнечного ветра, потратили около 32 часов.