Юрий Иванов - На суше и на море. 1974. Выпуск 14

Но не всегда движение песка так наглядно. Чаще происходит медленное сползание чехла осадков. Оно было замечено по вешкам, установленным на дне каньона: по мере оползания вешки наклонялись, а некоторые падали.

Во время штормов на крутых бортах каньонов происходит сползание даже галечного и валунного материала. Сползание гальки — настолько эффективный процесс, что им, как транспортерной лентой, передвигаются очень тяжелые предметы. Так, на оконечности Сухумского мыса якорная установка высотой более 0,5 м и диаметром 1,5 м, расположенная на глубине 28 м, была полностью покрыта галькой, валунами и песком. На глубине 32 м якорная установка весом 30 т и высотой 2,5 м была передвинута вниз по склону на глубину 40 м и на три четверти по высоте была покрыта галькой крупного и среднего размера.

В транспортировке осадков из береговой зоны через каньоны участвуют и обычные придонные течения, скорость которых достигает 1 м/сек и более.

Исследование процессов стока наносов из береговой зоны в область больших глубин приводит к заключению о глобальности их распространения. Следовательно, можно улучшить состояние пляжей, предотвратив перенос песка и гальки по подводным каньонам. В ходе исследований береговой зоны и подводных каньонов Черного моря уже проводятся такие эксперименты. Другая перспектива практического использования изученных закономерностей — добыча песка и гальки до их ухода в каньоны.

Факты о глобальной роли каньонов в транспортировке наносов из зоны мелководья на значительные глубины вызвали большой интерес у специалистов, озабоченных проблемой захоронения отходов промышленности. Сбрасывание их в подводные каньоны следует категорически запретить.

Американскими исследователями установлено, что вблизи устьевых частей некоторых подводных каньонов Тихого океана отмечается повышенное содержание кислорода и взвесей. Эти. наблюдения позволяют понять, почему рыбы на больших глубинах «чувствуют» подводные каньоны и держатся около них. Поверхности конусов выноса, а в ряде случаев и днища каньонов имеют довольно плотное бентосное население. Обитатели морских глубин строят здесь норы и насыпи, занимают ниши и пещеры, расставляют ловушки. По утверждению Д. Айзекса, огромная глубинная область только одного конуса выноса каньона Конго может таить в себе еще никем не исследованное население, которое, по всей вероятности, совершенно уникально. Почти то же можно сказать и о других участках дна, примыкающих к устьям подводных каньонов. Их можно назвать окнами морского дна, открытыми в береговую зону. Вот почему их следует всячески оберегать от проникновения различных бытовых отбросов, отходов промышленности, в противном случае может быть нанесен непоправимый ущерб всему живому на морском дне.

Глава из книги «Звери девственного леса»

Перевод с польского В. Киселева

Вместе с попугаями, ястребом, обезьянкой, змеями, тайрами и саламандрой мы вывезли из лесных дебрей на реке Иван живую носуху. У этого зверька с совершенно неопределенной физиономией (в фас морда его похожа на рыло свиньи, а в профиль — на голову лисы) движения были медвежьи, аппетит волчий, голос птенца, и вдобавок ко всему он обладал прямо-таки болезненной манией обнюхивать все, что было поблизости. Глаза маленькие, не умеющие смотреть прямо, зато лукавые и шаловливые. Это был самец, а гордостью его был огромный хвост, который в минуты угнетенного состояния печально волочился по земле, в моменты же хорошего настроения гордо вздымался вверх и изгибался пышной дугой. Эта но-суха, как, пожалуй, никакой другой зверь, обладала искусством покорять людские сердца.

В Куритибе я оставил свои коллекции, а также живых зверей в польском консульстве, а сам вместе с Вишневским отправился в Морретес охотиться на тамошних птиц. Через каждые несколько дней я возвращался в Куритибу и с удовольствием убеждался, что мои звери, особенно носуха, завоевывали симпатии всего консульства.

Особый интерес к носухе проявлял Август Кавецкий, человек, немало повидавший на своем веку, большой знаток паранских джунглей и всяческих их обитателей. Он-то и встретил меня однажды радостным известием:

— Я приобрел для вас вторую носуху, самку! Славная получится пара!

И правда, пара из них получилась славная. Самец наш относился к новой подружке трогательно и выказывал всяческие знаки своей симпатии. Он похорошел, можно даже сказать, покрасивел, весело посвистывал, стал настоящим сорванцом. Когда я в следующий раз появился в Куритибе, Кавецкий с триумфом мне сообщил:

— У нашей пары, как видно, будет прекрасное потомство!

Действительно, это была интересная новость. Мы лишь опасались, как бы детеныши не появились слишком рано, еще по пути в Польшу: тогда неудобства путешествия грозили бы им верной гибелью. Провожаемые добрыми напутствиями наших паранских друзей, мы вскоре отплыли из Бразилии на родину.

В пути самец стал вести себя крайне нахально. Свое физическое превосходство — а он был несколько крупнее — использовал он самым недостойным образом, не подпуская свою подружку к миске с едой. Тогда она грустно опускала голову, и в этом смирении было столько печали и покорности, что нам казалось: вот-вот из ее благородных глаз закапают слезы. Бедняга терпеливо дожидалась, пока супруг насытится и наступит ее черед. Когда это заметила хозяйка гостиницы в Сантусе, где мы остановились на несколько дней, она страшно рассердилась и заявила, что все это похоже на многих мужчин.

На пароходе «Кергелен» линии «Шаргёр Реюнн» я отвоевал для наших зверей удобное место на корме, где обычно собиралась команда в свободные от работы минуты. Здесь носухи могли побегать, привязанные на длинных цепочках.

За эти дни они стали совсем ручными и вместе с нами валялись, греясь на солнце, или весело резвились. Тут я заметил одну любопытную вещь: казалось, в глазах их постоянно таилась усмешка не то плутоватая, не то лукавая, а порой словно бы ехидная.