Николай Димчевский - На суше и на море. 1973. Выпуск 13

Навсегда запали мне в душу и слова об одном из величайших торговых путей древности. «В эту далекую и сказочно богатую страну на Урале или в Сибири, — здесь тихий голос профессора внезапно окреп и в нем появился оттенок непреклонной убежденности, — от устья Днепра шел торговый караванный путь, отмеченный не только древнегреческой литературой, но и археологическими находками».

После окончания университета мне привелось побывать во многих археологических экспедициях. Я изучал городища «юхновской культуры» на Брянщине, славянские могильники в Подмосковье, скифские курганы на Дону и Украине, поселения эпохи бронзы в Воронежской и Волгоградской областях. И за сутолокой повседневных дел нет-нет да и всплывал в памяти увлекательный рассказ о торговом пути на восток, в богатые золотом страны, о дерзких попытках греков прорваться сквозь завесу неведомого в самые сокровенные глубины Евразии, о вольных сынах степей — удалых наездниках-скифах. Постепенно у меня созрело решение написать обо всем этом небольшой очерк.

VIII век до нашей эры отмечен широкой греческой колонизацией в бассейнах Средиземного и Черного морей. Перенаселенные, погрязшие во внутренних усобицах города Эллады рассылают во все стороны открывателей новых земель, которые привозят волнующие вести. И вот уже идут караваны судов с жаждущими найти «землю обетованную» вдали от бесплодных, выжженных солнцем гор своей родины. Так возникают многочисленные колонии, где изгнанники и авантюристы создают порты, принимают товары из городов-метрополий и посылают взамен богатства, выкачанные из новых земель. Этот могучий поток колонизации направлялся преимущественно на восток, юг и юго-запад, избегая до поры до времени опасных северных маршрутов. Греки гомеровской эпохи знали о северных землях до удивления мало. За узкой, каменистой щелью Геллеспонта — Дарданелл и Боспора Фракийского (современный Босфор) им виделись таинственные и фантастические картины: лазурное побережье Тавриды и цветущие берега Кавказа представлялись им страной вечного холода и мрака, похожей на глубины подземного царства мертвых — Аида.

Там киммериян печальная область, покрытая вечно

Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет

Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль

Он покидает, всходя на звездами обильное небо,

С неба ль, звездами обильного, сходит к земле обращаясь;

Ночь безотрадная там искони окружает живущих.

Племена киммерийцев населяли южнорусские степи до прихода скифов и были вытеснены последними в начале VII века до нашей эры. Другая гомеровская поэма, «Илиада», рисует облик кочевников-киммерийцев уже более правдоподобно, хотя и она не лишена налета известной их идеализации. «Развращенные» благами цивилизации, эллины щедрой рукой отпускали порой громкие и хвалебные эпитеты «счастливым» в своей простоте «дикарям» далеких северных окраин.

Зевс… обратил вспять светлые очи, взирая вдаль на землю конеборных фракийцев, сражающихся врукопашную мисийцев и дивных гиппемолгов [37] Гиппемолги — «доители кобылиц». — млекоедов, бедных и справедливейших людей…

Фантастические картины гомеровских поэм стали на более реальную почву только после того, как первые греческие мореходы преодолели страх перед неведомым и рискнули пуститься в беспокойное плавание по бурным волнам Черного моря. Эти оставшиеся для нас безвестными первопроходцы вполне достойны той характеристики, которую устами Гомера получил хитроумный Одиссей:

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,

Многих людей города посетил и обычаи видел.

Дух наживы и дерзкого предпринимательства неустанно подогревался рассказами о новых землях, чьи богатства, гипертрофируясь, превращались в легендарные. Вся Эллада грезила далекими северными и восточными странами, где «золотоносные реки из царства Плутона» выходят прямо на поверхность, а золотые самородки величиной с голову человека валяются на каждом шагу. Тучные поля изнемогают от тяжести пшеничных колосьев, а реки кишат осетровыми рыбами. Такой блестящий приз, безусловно, стоил в глазах грека любого риска. И просмоленные крепкие корабли с пурпурными носами устремляются на всех парусах в манящие черноморские дали. Каждый греческий купец в те времена был и пиратом, готовым при случае совершить грабительский набег на прибрежные селения варваров. Таким полупиратским-полуторговым рейдом с разведывательными целями можно считать плавание легендарного «Арго» в Колхиду за золотым руном, оберегаемым огнедышащим драконом.

Однако сведения, принесенные в родной Иолк Ясоном и его спутниками-аргонавтами, касались только юго-восточных районов кавказского побережья. Северное Причерноморье в VIII веке до нашей эры по-прежнему оставалось загадочным для греческих мореходов. Положение резко меняется уже в начале VII века. Отдельные рекогносцировочные рейды к северному побережью Понтийского моря начинают приносить свои плоды. Это отразилось и в названии. Древние греки никогда не называли его Черным. Первоначально оно именовалось Аксенским Понтом, что значит Негостеприимное море, а позднее его переименовали в Эвксинский Понт, то есть Гостеприимное море.

По сравнению с ласковой и солнечной Пропонтидой [38] Пропонтида — Мраморное море. Черное море должно было казаться сынам Эллады слишком бурным, туманным и холодным. Многие народы и племена, обитавшие по его побережью, пользовались дурной славой жестоких разбойников и дикарей. Но южный берег Понта с более мягким климатом был более пригоден для заселения. И вот на середине пути, проходившего вдоль южного побережья, Милет основывает свою первую и главную колонию — Синопу, из которой вывозили соленую рыбу, строевой лес и смолу. Эта колония стала удобной базой для каботажного торгового плавания. Отсюда можно было даже отважиться пересечь открытое море до самого Крыма. Затем торговые фактории и города, отпочковавшиеся от Синопы или основанные новыми переселенцами из Милета, продвинулись далеко на восток: сначала до Трапезунда, а потом и севернее, вдоль кавказского побережья. В болотистой Колхиде, в устье реки Фаспс, возникла греческая колония того же названия; на берегах солнечной Сухумской бухты поднялись каменные стены Диоскурии, впоследствии оказавшиеся по капризу природы погребенными не в толще наносной земли, а в призрачных морских глубинах. Одновременно греки-ионийцы из городов Малой Азии, прежде всего из того же Милета, упорно осваивали и западное побережье Черного моря, медленно продвигаясь к границам «туманной Скифии». В устьях больших рек Дуная и Днестра уже в VII веке до нашей эры появились греческие колонии Истр и Тира. Словно две гигантские клешни, медленно, но неотвратимо ползли на север цепи греческих колоний и торжищ вдоль западного и восточного побережья Понта Эвксинского. Тогда и начались более или менее регулярные контакты греков с варварскими племенами Северного Причерноморья. Однако это первое проникновение предприимчивых сынов Эллады к берегам Скифии не следует представлять себе в виде внезапного нашествия чужеземных мореходов и торговцев, сразу же бросившихся основывать постоянные колонии городского типа. «От первых случайных, полупиратских плаваний, каковым было плавание корабля «Арго», — писал в 1947 году известный советский археолог А. А. Иессен, — к более или менее регулярным торговым сношениям, сопровождаемым основанием факторий, безразлично, независимых ли от уже существующих поселений местных племен или связанных с ними, и далее к созданию постоянных греческих поселений (колоний), — таков, несомненно, был ход исторического развития».